Мадам Жубер и другие
Я начал знакомить вас с воспоминаниями Майи Мазуренко из ее книги «Утраченная Колхида». В ней она рассказала о своей жизни на Зеленом мысу. Это место, теперь уже, вплотную примыкает к границе города Батуми. Здесь на склонах горы, расположенной на побережье Черного моря, в 1912 году был создан Батумский ботанический сад. В нем редкие экзотические растения существуют в естественных природных условиях. Таких мест на Земле не так уж и много. Потому в 2023 году этот прекрасный ботанический сад был признан лучшим в Европе.
А до его появления, места вокруг были почти дикими, не пригодными для жизни. Однако к концу XIX века здесь поселились энтузиасты садоводческого дела. Они первыми тогда отметили уникальные природные и климатические особенности этого места. Cо временем оно стало привлекательным для отдыха и даже для оздоровления. Специалисты уверяли, что эта часть черноморского побережья вполне могла бы стать не хуже французской Ривьеры.
Действительно, все предпосылки у этих замечательных мест стать настоящей грузинской Ривьерой — есть. Может, так со временем и будет. Нам трудно представить будущее на фоне различных социальных, политических и экологических проблем в мире. Однако у нас есть возможность оглянуться назад и посмотреть, как было здесь, по крайней мере, на протяжении почти целого века. Причем, глазами очевидцев тех событий, которые разворачивались в те времена.
Майя Мазуренко делится с нами воспоминаниями в своей книге «Утраченная Колхида». Ее она опубликовала в 2012 году. Майи уже нет, а также тех, о ком она пишет. Но благодаря ей, у нас есть возможность представить то, как жили тогда здесь люди, во что верили, к чему стремились. Потому я продолжу чтение фрагментов из этой книги.
Майя Мазуренко во время учебы в институте.
Калистратовы
О доме Калистратовых в детстве я ничего не слышала, — пишет Майя Мазуренко. — Он находился довольно далеко от нас, ниже огромного каменного дома Ратишвили (Ратьевых), возвышавшегося почти у вершины горы Фриде по соседству с усадьбой Татаринова.
В жизни случаются интересные совпадения. В 1988 году в Москве мы жили на Ленинградском проспекте, (в) дом(е) 62. Сосед по лестничной площадке — композитор Валерий Калистратов и его пожилая мать, Нина Андреевна. Она в свое время была владелицей дачи на Зеленом мысу. Мы стали встречаться, обмениваться воспоминаниями.
Нина Андреевна часто рассказывала два эпизода из своей жизни в Батуми. Первый произошел в 1919 году, до советизации Грузии, когда она была еще девочкой, а второй – в 1932 (году).
Первый рассказ Нины Андреевны
В начале ХХ века у Калистратовых в городе Батуми была квартира, а также дача на Зеленом мысу. Девочка Нина – гимназистка, жила большей частью у родителей в городе, пела в храме. Город небольшой. Все друг друга знают и общаются, как это водится в южных городах. Здесь еще сохраняется прежняя власть и порядок. Много беженцев. Они приносят тревожные слухи. Но обычная, годами заведенная жизнь продолжается. Кажется, что рассказы об ужасах революции нереальны и ничто плохое не коснется мирной жизни южного города. Так же светит солнце и так же прекрасна Батумская бухта, обрамленная холмами. Ветер с моря приносит пьянящий запах морской свежести.
Девочек из гимназии зовут петь в храм. На панихиду. По кому – молчат. Нина сверху, с клироса, видит, что храм наполнен военными. В центре храма – женщина в черном, простертая на полу. Это мать-императрица Мария Федоровна. Она только что узнала, что вся царская фамилия убита в Екатеринбурге на Урале. Как проходила панихида? В каком порядке? Совсем скоро большевики искоренят все, что связано с религией. Будет взорван и этот храм, как и многие другие в России. На этом месте появится большая гостиница «Интурист». А пока 1919 год. После панихиды Марию Федоровну военные сопровождают на корабль. Она должна отплыть в эмиграцию. Так ли это было? Или это фантазия, придуманная спустя многие годы? Но я мысленно вижу это место, храм и убитую горем мать. Она прощается навсегда не только с погибшими, но и с Россией. Уже с борта корабля видит туманные лесистые холмы, бухты. Всего 40 лет этот край был под флагом Российской империи, принесшей ему свою культуру и цивилизацию.
Императрица Мария Федоровна.
Советская жизнь насадила новые порядки. Развитию Колхиды придавалось особое значение. Активно, всеми возможными средствами, боролись с малярией – бичом заболоченных долин. Разводили рыбку гамбузию, поедающую личинок комаров. После дождей сотрудник малярийной станции обходил водоемы и поливал их из чайника керосином. Но самое главное: везде, где была возможность, сажали эвкалипты. В колхозах и совхозах в питомниках выращивали, лелеяли, тонкие стебельки, которые потом довольно быстро превращались в огромные красивые деревья. Так были осушены многие болота Колхиды, в том числе Кахаберская низменность вокруг Батуми. В советский период был создан и нефтеперегонный завод БНЗ. Но старое давало себя знать.
Второй рассказ Нины Андреевны
Он относится к 1932 году. Она молода, хороша собой, замужем. В Батуми в это время арестованы многие жители города по «Кирилловскому делу». Великий князь Кирилл, один из Романовых, находится в эмиграции. Арестованных обвиняют в том, что они организовали заговор, надеясь возвести на престол России Кирилла. Свекровь Нины Андреевны числится среди заговорщиков.
Южный город Батуми имеет свою специфику. Многие хорошо знакомы между собой. Слухи разносятся мгновенно. Нина Андреевна хочет хлопотать об освобождении своей свекрови. Приятель — военный советует обратиться к Лаврентию Берии. Говорит, что он молодой и энергичный, прислан из Тифлиса разбирать это дело. Нина Андреевна эту фамилию тогда услышала впервые. Берия остановился в гостинице «Франция», она в центре города, рядом с главной площадью.
Нина Андреевна идет в гостиницу, поднимается на второй этаж и у двух больших кадок с пальмами ждет приема. К ней подходит незнакомый молодой человек в пенсне, заговаривает. Рекомендуется Сашей. Разговорились. Нина рассказывает о своей беде. Саша во всю ругает Берию, говорит, что это человек бессердечный и ей не стоит надеяться. Нина возражает и даже упрекает нового знакомого – она ничего плохого о Берии не слышала, зря он его ругает.
Двери открываются. Она входит в приемную, а затем в кабинет Берии, где к своему крайнему удивлению, обнаруживает молодого человека, назвавшегося Сашей. На самом деле это Лаврентий Берия. Нина смущена, а веселый молодой человек крайне рад своему розыгрышу.
Зная о том, что она хлопочет о своей свекрови, он зовет секретаря. Секретарь – пожилой мужчина – входя, кланяется, как это было заведено еще до революции, говорит скороговоркой «батоно», «батоно», что означает в переводе «хозяин». Берия требует списки заключенных. Секретарь приносит гроссбух. Берия ищет фамилию свекрови.
Оказывается, дела уже отправлены в Тифлис, это затрудняет освобождение. Но веселый и даже игривый Лаврентий обещает Нине дать бумагу об освобождении. Только в Тифлисе, куда он едет в тот же день. Снова вызывают секретаря. Лаврентий приказывает достать Нине билет на поезд до Тифлиса. Там ей нужно позвонить по телефону, номер которого он ей вручает.
В тот день разразился сильный ливень, какие часто бывают в Батуми. Нина помнит свой модный костюм, промокший до нитки и то, как она, дрожа, села в поезд.
Утром, приехав в Тифлис, она первым делом пошла к друзьям – Шатиловым. Шатилов – известный батумский врач, недавно переехавший в Тифлис. С раздражением реагирует он на рассказ Нины. О Лаврентии отзывается как о мелком шарлатане и не верит в счастливый исход дела. Но когда Нина позвонила по указанному телефону, ей было сказано явиться по адресу в КГБ.
Там она получила желанную бумагу. На следующий день по предъявлении документа свекровь была освобождена. Приятель-военный, который рекомендовал ей обратиться к Берии, настоятельно советовал Нине сразу же бежать из Батуми. Что она и сделала, даже не заехав на Зеленый мыс.
Потом Нина Андреевна жила в Москве, вращалась в театрально-музыкальной среде. Я слышала, — пишет Майя Мазуренко — этот рассказ неоднократно в нескольких вариантах.
С дочкой Шатилова, – известным палеоботаником Майя встречалась в конце восьмидесятых в МГУ и у Калистратовых, когда она приезжала из Тбилиси. Она подтверждала рассказ Нины Андреевны.
Дачу Калистратовых заняли работники Махинджаурского совхоза. В шестидесятые годы на месте дома Калистратовых строились новые корпуса санатория «Аджария». Когда ломали дом, задней частью прижатый к каменной кладке холма, из щелей вывалились полуистлевшие бумаги, спрятанные между камней. Их видели соседи. Не придали значения. Бумаги пропали.
По просьбе Нины Андреевны я расспрашивала соседей. От них слышала этот рассказ. Но какие чувства испытывала Нина Андреевна, случайно оказавшаяся в тот момент в Батуми, в гостях у подруги? На Зеленый мыс она не поехала. Не было сил смотреть, как чужие люди ломают родной дом…
Истлевшие бумаги были ценными. Среди них документ о сбережениях в швейцарском банке.
В начале девяностых, с распадом СССР, часто говорили о возможности возвращения имений, земель. Под этим флагом многие аджарцы сумели получить земельные наделы, такие вожделенные в тех краях, где земли мало и знают ей цену.
Нина Андреевна умерла в 2000 году. Когда Майя к ней заглядывала, она открывала небольшую шкатулку, показывала пачку писем, которые писал ей муж в молодости и сухую веточку самшита, который на юге в вербное воскресенье заменяет вербу. Последнее воспоминание…
Сын Нины Андреевны, Валера Калистратов, начал хлопотать о возвращении своих прав. Но эти хлопоты не увенчались успехом…
Попытки восстановления прав на вклад в швейцарском банке продолжаются. Валера активно хлопочет. Мы уже несколько лет не живем на Ленинградском проспекте, — пишет Майя. – Там она случайно встретила Валеру в переполненном вагоне метро. Он скороговоркой сообщил, что хлопоты в швейцарском банке о возвращении сбережений его деда идут успешно.
Жубер
Зоя Ильинична Жубер со своим вторым мужем – французом Эдгаром Жубер, занимавшимся торговлей, жила в скромном, но красивом доме на противоположном нашему приморском холме. Для того чтобы попасть на дачу Жубер, нужно спуститься в овраг и подняться по тропинке на холм. У Зои Ильиничны росли три дочери. Две старшие: Валентина и Вера от первого брака – Канакотины, а третья, очаровательная Тата (Татьяна Эдгаровна Жубер) – от второго брака.
Зоя Ильинична Жубер.
После революции волна эмигрантов, откатывавшихся с севера, сильно взволновала прозорливого Жубера. Он умолял свою супругу покинуть батумские берега, променять их на теплый юг Франции. Но набожная Зоя Ильинична не хотела покинуть свою православную родину. Не смогла променять Россию на Францию.
Но был ли тогда этот край христианским? Аджарцы исповед(ыв)али магометанство. Грузины – христиане, но их тогда в Батуми было довольно мало, как и аджарцев, в основном живших в горах. В Батуми было много греков и особенно армян, – беженцев из Турции после геноцида 1915 года. Многонациональный, с разными направлениями религии, но в основном христианский край.
Зоя Жубер со своей внучкой на Зеленом Мысу. 1927 год.
Эдгар Жубер остался на Зеленом мысу. Жизнь в начале двадцатых годов, казалось, была вполне упорядоченной. Старшая дочь Валентина удачно вышла замуж за пламенного революционера Моцкобили. Молодожены ездили в Германию. В 1937 году Моцкобили был в Аджарии министром торговли. Его обвинили в том, что он продал отравленные семена кукурузы – они не всходили. Он был арестован и расстрелян. Через несколько дней после засухи полили дожди, и появились дружные всходы кукурузы.
Эдгар Жубер был также арестован и расстрелян. Его супругу Зою Ильиничну за преданность православной вере, которую она никогда не скрывала, сослали в лагерь в поселке Чаква. Старшая дочь Валентина, у которой было двое маленьких детей, оказалась в ссылке в Казахстане, в Акмолинском лагере жен изменников Родины – он назывался «АЛЖИР». До 1953 года и мать и дочь были в заключении.
О том, что ее муж был расстрелян, Валентина узнала только в 1953 году.
Слева Осман Моцкобили, справа Валентина — его жена, в центре их дочь Нелли.
В середине восьмидесятых годов, возвращаясь с работы, Майя обязательно заходила к Валентине Васильевне Жубер-Моцкобили. Она жила одна. Плела разнообразные панно и вазы из листьев кордилины, разводила редкие цветы. Майя сидела в кресле, любовалась видом на бухту, на Батумский мыс. А Валентина Васильевна рассказывала, как ее отправляли по этапу в Казахстан. Ей передали, что среди провожающих этап родственников и соседей будут и ее дети. На дочку наденут красную шапочку. Валентина долго высматривала ее в толпе, но не увидела.
Зоя Жубер и ее дочь Валентина.
Детей взяли к себе на воспитание родственники мужа – аджарцы. В Грузии к детям репрессированных относились мягко, жалели. Об этом пишет и кинорежиссер Георгий Данелия в своих кратких воспоминаниях.
Все годы ссылки в Казахстане Валентина жила с мыслью о том, что ее муж жив. Зимой, под вой пурги, она писала стихи, вспоминая Зеленый мыс, любимого мужа, детей, лестницы к морю. Это лестницы дачи Стюр. Стихи Валентины Васильевны были написаны на листке тетради. Годы спустя Майя их переписала. Некоторые слова не смогла перевести, так как были написаны невнятно.
Стихи Валентины Васильевны Жубер. Акмолинск, 1945 год (АЛЖИР) точка 26.
«Грезы о Зеленом мысе»
Есть уголок прекраснейший на юге
Зелено-голубое море, под ним отвесная скала
По лестнице наверх, поднявшись на досуге,
Ковер увидишь, чудесница природа наткала
Фонтан в нем золотые рыбки…
Осман и Валентина Моцкобили.
В прошлом году, в поисках дома, где когда-то останавливались на Зеленом мысу писатели Ильф и Петров, я расспрашивал о них местных жителей. Многие даже не слышали об авторах книг «12 стульев» и «Золотого теленка». Кто-то посоветовал спросить о них на бывшей даче мадам Жубер. И там мне дали номер телефона самого хозяина дома. Им оказался правнук мадам Жубер – Александр Акопян. Он родился и живет в Батуми. Там закончил школу. Затем учился в Ленинграде, в институте связи. На Зеленом мысу бывает редко. Не хватает на это времени. Однако согласился поговорить со мной. Наша встреча состоялась в прошлом году. Мы сидели на скамейке у дома его прабабушки, и он рассказывал мне о своих близких. Сказал, что хорошо помнит прабабушку и бабушку, которые жили на Зеленом мысу. Многое узнал от них о тех тяжелых испытаниях, которые обрушились на его семью. Но до сих пор не знает всей правды, как и многие, кому суждено было жить в те времена. Послушать его рассказ можно в конце страницы.
Александр Акопян — правнук Зои Жубер на Зеленом мысу.
Еще фрагмент из воспоминаний Майи Мазуренко, в котором она вспоминает семью Жубер.
«В детстве я помнила дом Жуберов заколоченным, таинственным. О его хозяевах упоминали шепотом. Но потом там появились жильцы. В 1953 году мать и дочь освободили. В своем доме они обнаружили соседку Вардо. Первое, что она им сказала: «Ах, мне приснился сон, как будто хозяева возвращаются». Сон в руку. В доме ничего не осталось — все (было) конфисковано. Вместо мебели были только ящики.
В Аджарии на похороны приходят все соседи. Торжественно проходят вокруг гроба. Прощаются. Однажды во время такого «прощания» заметили на жене (одного из местных жителей) драгоценности Зои Ильиничны Жубер. Это были когда-то ее соседи. Мать и дочь постепенно привели свой дом в порядок, стали жить без былой роскоши, но со свойственным им вкусом. По-прежнему этот дом был уютным и гостеприимным».
Зеленый мыс. Дача Жубер.
В своей книге «Утраченная Колхида» Майя Мазуренко пишет: «Приезжая на Зеленый мыс из Магадана в семидесятые годы, она часто бывала у Жуберов. «Аичка, милая. Дай я тебя благословлю!» – говорила уже не встававшая с постели по старости Зоя Ильинична.
Вопрос о наследстве волновал дочерей: Веру – косметичку, Валентину – вдову расстрелянного министра торговли настоящую наследницу, — дочь Жубера, Татьяну Эдгаровну. В то время она с мужем, — Володей Дорошевым, эстрадным весельчаком, жила в Ленинграде и приезжала на Зеленый мыс только отдыхать.
Для оформления завещания из Хелвачаури была приглашена нотариус Нинель Вахтанговна.
Все было тихо и мирно. Никто не ссорился. Пожилая мать распределила доли наследства. И аккуратная Валентина Васильевна положила завещание в железную коробочку.
Вид на море с дачи Жубер.