В разные времена эти места вызывали у всех восторг. У тех, кто пытался покорить и преобразовать этот никем необжитый еще край. Восхищались красотой этих мест и те, кто приезжал сюда просто отдохнуть или погостить. Некоторые даже оставили свои искренние воспоминания об увиденном на бумаге и в фотографиях.
Увы, даже редкие семейные архивы со временем оказались утеряны и забыты. Что уж говорить о каких-либо материальных свидетельствах прошлого. Практически не осталось никаких следов о тех, кто первыми разбивал здесь когда-то сады и обрабатывал эту землю, строил на склонах прибрежных гор свои дачи и роскошные поместья. Во времена всеобщей советизации почти все это было национализировано, а земельные наделы переданы колхозу и совхозу. Там, где были когда-то чайные плантации и мандариновые сады, тоже царит теперь запустение.
Практически никто не помнит имен тех, кто еще чуть более полвека тому назад жил здесь, многие даже никогда не слышали о них. И не знают, где стоял дом того или иного владельца. А на этих дачах, как их тут называли в прежние времена, гостили многие знаменитости и оставили потом заметный след в нашей истории и культуре.
От советской эпохи здесь остались только руины здравниц, свидетельствующие о том, что когда-то тут кипела бурная жизнь. К морскому пирсу тогда пришвартовывались пассажирские суда с туристами. Весь берег был заполнен отдыхающими. Теперь уже мало кто вспомнит даже название тех санаториев и домов отдыха, в которых с удовольствием останавливались гости, приехавшие отовсюду.
Пожалуй, самым успешным проектом до сих пор здесь является знаменитый на весь мир Батумский ботанический сад. Он был создан в 1912 году и пережил все исторические потрясения. Я уверен, он сохранит свою привлекательность на многие годы. Об этом я рассказал в нескольких предыдущих подкастах.
Уходящая в прошлое Колхида
Я живу недалеко от места, которое по праву можно назвать лучшим на земле. Так считали и те, кто полтора века тому назад его открыл, кто затем поселился здесь или, много раз приезжал сюда отдохнуть. Уверен, так считают и те, кто строит тут свои жизненные планы на будущее.
Передо мной ежедневно предстает картина, в которой все перемешано: и очень далекое прошлое, и недавно ушедшие десятилетия, еще сохранившиеся в памяти старшего поколения. К этому добавились и оттенки нашего времени. Все это соседствует друг с другом и пока еще на равных вписывается в окружающее пространство.
В разные времена эти места вызывали у всех восторг. У тех, кто пытался покорить и преобразовать этот никем необжитый еще край. Восхищались красотой этих мест и те, кто приезжал сюда просто отдохнуть или погостить. Некоторые даже оставили свои искренние воспоминания об увиденном на бумаге и в фотографиях.
Увы, даже редкие семейные архивы со временем оказались утеряны и забыты. Что уж говорить о каких-либо материальных свидетельствах прошлого. Практически не осталось никаких следов о тех, кто первыми разбивал здесь когда-то сады и обрабатывал эту землю, строил на склонах прибрежных гор свои дачи и роскошные поместья. Во времена всеобщей советизации почти все это было национализировано, а земельные наделы переданы колхозу и совхозу. Там, где были когда-то чайные плантации и мандариновые сады, тоже царит теперь запустение.
Практически никто не помнит имен тех, кто еще чуть более полвека тому назад жил здесь, многие даже никогда не слышали о них. И не знают, где стоял дом того или иного владельца. А на этих дачах, как их тут называли в прежние времена, гостили многие знаменитости и оставили потом заметный след в нашей истории и культуре.
От советской эпохи здесь остались только руины здравниц, свидетельствующие о том, что когда-то тут кипела бурная жизнь. К морскому пирсу тогда пришвартовывались пассажирские суда с туристами. Весь берег был заполнен отдыхающими. Теперь уже мало кто вспомнит даже название тех санаториев и домов отдыха, в которых с удовольствием останавливались гости, приехавшие отовсюду.
Пожалуй, самым успешным проектом до сих пор здесь является знаменитый на весь мир Батумский ботанический сад. Он был создан в 1912 году и пережил все исторические потрясения. Я уверен, он сохранит свою привлекательность на многие годы. Об этом я рассказал в нескольких предыдущих подкастах.
А время не стоит на месте. И картина вокруг заметно меняется. Причем, очень быстро. На горных склонах, покрытых вечной зеленью, и у самого берега моря, как грибы после дождя, появляются современные корпуса гостиниц. Начался процесс урбанизации уникального для черноморского побережья места. Думаю, постепенно изменится и инфраструктура вокруг. Вот тогда будет совсем невозможно отыскать места, которые связаны с именами выдающихся и талантливых людей, когда-то живших здесь. «Зеленый мыс находится в глубине Батумской бухты, у ее основания, в десяти километрах от Батуми вдоль берега Черного моря, — читаем в книге Майи Мазуренко «Утраченная Колхида». Майя жила в этих местах в детстве, окончила здесь школу, работала в Батумском ботаническом саду и затем много раз приезжала сюда позже. В ее воспоминаниях отражены быт, настроения и заботы людей, живших на Зеленом мысе на протяжении почти целого века. Более подробного и выразительного описания этих мест на русском языке я пока не встретил. На вопрос «Что для нее самое дорогое?» Майя отвечала: Самое дорогое – Зеленый мыс. Моя родина. Это — земной рай». И дальше: «Пожалуй, стоит рассказать о Зеленом мысе. О месте, которое пережило в начале ХХ века расцвет. А с середины века медленно, но неуклонно разрушалось». Все это происходило на ее глазах. Думаю, эта история из ее книги весьма интересна, ибо в судьбах людей, которые жили рядом с Майей, заметно отразились все те потрясения, которые происходили вокруг на протяжении целого века. Давайте почитаем некоторые фрагменты из этой книги.
«Склоны Малого Кавказского хребта, обращенные к Черному морю, сначала круто, затем холмами спускаются к морю. Они прорезаны глубокими ущельями горных рек. В некоторых местах скалы круто врезаются в море. Реки Королисцкали, Барцхана, Чаквисцкали при впадении образовали заболоченные долины. Главная река Аджарии – Аджарисцкали, приток Чороха, дала название всему краю.
С незапамятных времен полноводный Чорох у своего устья выносит на берег камни, образуя длинную, в несколько десятков километров, косу, отгородившую глубокую бухту. На ней расположен город Батуми – столица Аджарии.
Над Батумской бухтой возвышается гора Мтирала. По-грузински это означает «плачущая». Гора большей частью окутана тучами. Испарения моря, наталкиваясь на горы, изливаются мощными ливнями на холмы. Андрей Николаевич Краснов – основатель Батумского ботанического сада – назвал это место южной Колхидой с влажным субтропическим климатом, напоминающим японский.
Севернее, у впадения в море реки Риони, ниспадающей с Большого Кавказского хребта, находится город Поти, древняя столица колхов (Фазис). Сильные пловцы доплывают из Батуми в Поти. По преданию, сюда на корабле Арго приплыл Язон и добыл золотое руно, похитив у царя колхов Еэта его дочь Медею».
Напомню, об этом пишет в книге «Утраченная Колхида» Майя Мазуренко, которая была опубликована в 2012 году. В ней рассказывается о судьбе нескольких поколений семьи баронов фон Зельгейм. Жизнь их была напрямую связана с Зеленым мысом, Батумским ботаническим садом на протяжении всего ХХ века. Эти воспоминания знакомят нас с историями писателей и ученых, в разные годы побывавших здесь.
Майя Мазуренко – ботаник, профессор, создатель Тверского ботанического сада. Последние годы жила в Москве. Родилась она в 1935 году в Тбилиси. Ее мать — Вероника Зельгейм долгие годы заведовала библиотекой Батумского ботанического сада. По материнской линии корни ее восходят к известной со времен Петра I династии Клодтов. Ее отец — Генрих Зельгейм стал известным ученым мелиоратором. А мать — Мадлен Монрибо — родилась в Париже в семье многодетного гасконца. В 17 лет она уехала в Россию, в Иркутск, где преподавала в гимназии. Затем из Сибири Мадлен и Генрих переехали в среднюю Азию. Жили вблизи Ташкента. В 1921 году перебрались в Батуми и поселились на Зеленом мысу, где еще в 1912 году прадед Майи Мазуренко — Антон Зельгейм купил часть горы, превратив ее в сад субтропических культур. В это же время здесь, неподалеку был создан Батумский ботанический сад.
18 ноября 1936 года. Майе год. Она с бабушкой Мадлен и куклой Жоржеттой.
Майя жила с матерью на Зеленом мысу в раннем детстве и в школьные годы. А в военное время — в Тбилиси с бабушкой Мадлен, которая сыграла большую роль в ее воспитании. В школу Майя пошла тоже в Тбилиси, а после 5-го класса переехала на Зеленый мыс. Здесь она училась в школе, расположенной далеко от дома. Ее любимым занятием всегда было — чтение.
Юные годы Майи прошли в тяжелой обстановке, однако замечательная природа и старые парки по соседству способствовали появлению у нее интереса к ботанике. Ею затем она занималась всю свою жизнь. Побывала во многих известных природных местах на Земле, где изучала мир и свойства растений.
Уже в преклонном возрасте Майя Мазуренко написала воспоминания. В них она рассказала о своей жизни на Зеленом мысу. Теперь это особенно ценно для нас, потому что практически не осталось людей, которые могли бы поведать что-то о прошлом этих мест и о тех людях, которые когда-то здесь жили. А я продолжу чтение фрагментов ее книги, в которых Майя описывает Зеленый мыс в разные годы.
Зеленый мыс. Майя с мамой у колодца.
«В конце ХIХ века в Юго-восточную Азию были посланы две крупные экспедиции, так называемые чайные. Их возглавил известный ботаник-географ Андрей Николаевич Краснов – основатель Батумского ботанического сада на Зеленом мысу. Он привез из Юго-восточной Азии много полезных растений, обещавших расцвет субтропического края, в том числе главные 12 даров Востока. Среди них такие важные, как чай, хурма восточная, бамбук, цитрусовые, камфарный лавр.
Возможность выращивания чая, цитрусовых и многих других полезных субтропических культур послужила быстрому освоению прибрежных холмов.
Земля была дешевой. Быстро скупались отроги холмов вдоль побережья: в Махинджаури, на Зеленом мысу, и далее по побережью в Чакве и в Цихис-дзири. Кому не хочется иметь свой дом и сад на теплом юге!
Темные леса, застойные малярийные болота превратились в райские сады. Строительство шло с большим размахом. Возводились дома в мавританском стиле и в стиле модерн, по моде того времени.
Частные владения князей Голицыных в Цихис-дзири, Стояновых – в Чакве, Татаринова и Д, Альфонса на Зеленом мысу превратились в уникальные парки. Не только приморский холм пятидесятиметровой высоты был освоен частными владениями, но и второй и третий параллельные холмы. Лестницы каскадами спускались с холмов к морю. Их обрамляли прекрасные аллеи редких растений: пальмы, кипарисы, бананы и многие другие. Стал издаваться ежемесячный журнал «Батумский сельский хозяин». Дикий край в короткий срок превратился в модный курорт.
Мадлен Монрибо.
Воображение рисует дам в пышных туалетах, играющих в крикет. Открытые вагоны летних поездов. Красивые виллы. По дорогам вверх тянутся арбы. Аджарец в замысловатом башлыке в виде многоярусной шляпы, погоняет медлительного буйвола.
Владельцы дач тесно общались. Их связывали традиции тех времен и соседство. Навещали друг друга, вместе ходили на море. Летом, во время курортного сезона, приезжали родственники и знакомые. На Зеленом мысу на моей памяти, — пишет в своей книге Майя Мазуренко — на слуху были фамилии владельцев усадеб: Баратова, Ратьева, Абашидзе, Татаринова, Карелиных, Триандифилис, Кривицких, Жубер, Моат, Калистратовых, Лисицких, Стюр, Дукмасовых, Белуцких, Цимблиниди, Никольских… Этими именами в конце тридцатых годов еще называли дома и окружавшие их сады. Так и говорили: «дача Никольских». Хотя Никольских там давно не было после советизации Грузии в 1921 году, экспроприации и национализации частных владений…
Меньше чем за сто лет, с конца девятнадцатого века до середины двадцатого, Аджария пережила эпоху бурного расцвета, затем медленного падения. Эти события оставили глубокий след не только в жизни населявших ее людей, но и в природе южной Колхиды.
Прабабушка Майи — Мария Константиновна Зельгейм.
Море. Мне три года – вспоминает Майя Мазуренко в книге «Утраченная Колхида». — С моим отчимом Александром Твалчрелидзе на небольшом пассажирском катере я еду в Батуми. Осень. Море прозрачное, видно очень глубоко. Голубая вода пронизана белым кружевом медуз. Их тысячи. Большие и маленькие белые зонты с замысловатыми студенистыми оторочками. Вдали зеленеют холмы. Тепло. На душе празднично.
Это мое первое воспоминание о Зеленом мысе. Вся жизнь в этом замечательном месте проходила на фоне моря. То оно было тихим и прозрачным, то серым, покрытым грозными «барашками». Огромные валы разбивались о берег. Лунная дорожка прочерчивала и Батумскую бухту. Много, много живых картин моря я наблюдала в тех местах. Но без ярко-зеленого берега, обрамляющего море подобно красивой раме, нельзя себе представить Зеленого мыса. Холмы меняли свой облик. А море оставалось неизменным…
Майя и ее сестры на берегу у Зеленомысской скалы.
Я родилась в 1935 году в Тбилиси (в то время еще Тифлисе). В 1939 году моя мать с отчимом переехали на Зеленый мыс. Вступили в колхоз. Это было связано с тем, что мою овдовевшую прабабушку Марию Константиновну Зельгейм, в прошлом баронессу фон Зельгейм, причислили к кулакам и грозили лишить земли. До революции она владела частью горы вместе с моим прадедом Антоном фон Зельгеймом. Сын Антона Генрих – мой дед работал в Тифлисе мелиоратором, а в Батуми не мог найти себе работу. Для того чтобы сохранить надел и присмотреть за пожилой моей прабабушкой, переехали на Зеленый мыс моя мама и отчим. Таким образом, большая часть бывшего имения осталась в семье.
С Зеленым мысом связано мое детство, юность. Туда я стремилась и позже. С 1984 по 1993 годы, после смерти мамы, я снова работала в Батумском ботаническом саду, ездила в горную Аджарию. Потом бывала там наездами. Это моя родина» — пишет в своей книге Майя Мазуренко.
В 1902 году вдоль морского побережья протянулась железная дорога, соединившая Батуми со столицей Грузии Тбилиси и с городом Баку в Азербайджане, откуда нефть перевозили в Батуми и далее отправляли морским путем в Европу.
Скала над тоннелем выдается в море, образуя живописный мыс. Зеленый мыс. Волны прибоя непрестанно бьются в его основание, препятствуя входу в соседнюю бухту.
За скалой – приморский крутой холм, бывшие владения генерала Баратова. Сквозь холм прорыт тоннель. Перед тоннелем, в темном ущелье, находится станция «Зеленый мыс». К маленькому станционному домику ведут две полукруглые лесенки, соединяющиеся на высоте 5 метров. В центре образовавшегося при их слиянии полукруга растет кордилина.
Станция «Зеленый мыс» в начале ХХ века.
Почти у самого входа в тоннель бьет родник. К воде спускаются ступеньки. Во влажном ущелье сыро. Противоположный к железнодорожному полотну вертикальный склон зарос нежным папоротником «венерины волосы».
А выше, на холме, расположились террасы с посадками экзотических деревьев и кустарников. Далее от станции за крутым утесом ущелье расширяется. Там разбит сквер с высокими огромными камфарными лаврами, хвойными породами, азалиями, магнолиями, превращающимися весной в огромный букет лилиевидных розовых цветков…
Между деревьями и кустарниками все пространство засыпано морской галькой, которая под ногами курортников, приезжающих на Зеленый мыс, и жителей Зеленого мыса постепенно вдавливается в глинистую, увлажненную частыми ливнями, землю. Гальку время от времени подсыпают.
Замечательная лиана вистерия китайская – японская глициния – обвила толстыми стволами высокий кипарис, перекинулась на платан. В изгибах лианы можно кататься как на качелях. Это излюбленное место фотографов, стремящихся сделать эффектный снимок. В начале мая лиана покрывается кистями сиреневых соцветий. Они появляются раньше листьев, издают тонкий нежный аромат.
На Зеленый мыс ведет шоссе, извиваясь головокружительными серпантинами на подходе к станции.
Каким это место было в начале ХХ века, когда только-только были посажены деревья и кустарники, – трудно представить. Искусный садовник предусмотрел их будущую красоту, соразмерность роста.
В тридцатые годы, по моде тех времен, сквер и станцию стали обрамлять невысокими белыми колоннами. В сквере появился магазин, выросли павильоны, маленькие ларьки курортных товаров, сделанные из бамбука, духан, откуда разносились крепкие пищевые запахи. Из санатория на горе вниз к станции, а затем через полотно железной дороги на пляж, спускались отдыхающие.
Около станции Зеленый мыс, над тоннелем в темном ущелье – вход в ботанический сад. Шоссейная дорога поднимается крутыми поворотами на высокий холм над морем – к дирекции ботанического сада.
Вдоль дороги на склонах холма растут экзотические деревья.
Через железную дорогу выход к морю на пляж и на причал, откуда катера курсируют в Батуми.
О бывших имениях (их называли дачами), в основном зеленомысских, и их владельцах я много слышала в детстве и юности, — пишет Майя Мазуренко.
В начале ХХ века на склонах холмов сохранилось еще немало природного леса. Плантации мандаринов и чая располагались вокруг имений, преимущественно на южных склонах холмов. Между имениями были проложены дороги, по которым можно было проехать на арбе, по крутым склонам шли тропинки и лесенки, спускающиеся в ущелье, а затем поднимающиеся вверх на соседний холм. Такими я их еще застала. Самые красивые и богатые имения располагались на первом холме, близ моря.
На втором холме от берега моря находилась усадьба моего прадеда Антона Генриховича фон Зельгейма и его супруги, моей прабабушки по материнской линии Марии Константиновны, в девичестве фон Хельфрейх. Часть холма, покрытого девственным лесом из бука кавказского, была куплена в 1912 году.
С ней граничили с одной стороны — вверх по холму – дача Карелиных, с другой, — вниз с холма – дача китайца Ляо Джин Джао…
Вся семья жила в «домике садовника». В одной комнате располагались мои прадед с прабабушкой, в двух других мои дед с бабушкой и девочки. Все три комнаты выходили на большую открытую веранду, по-грузински – шушабанду. На северной стороне находилась большая кухня и примыкавшая к ней небольшая ванная комната. Таким я помню этот дом.
К дому пристроена открытая веранда-шушабанда.
В 1927 году Мария Константиновна овдовела: Антон Генрихович, мой прадед, умер от перитонита. Операцию по удалению аппендицита не успели сделать. Его похоронили на склоне холма под большой сосной приморской, посаженой им самим. В те времена у каждого владельца дома были свои маленькие семейные кладбища и даже склепы.
В 50-е годы на «китайской даче», так мы звали бывшие владения китайца Ляо Джин Джао, функционировал дом отдыха «Урожай». Никто не знал, что до китайца, у которого мой дед часто бывал, этой дачей владел генерал, похороненный на склоне холма на семейном кладбище. Две могилы с мраморными плитами и стершимися надписями были окружены высокими деревьями. Могилы вскрыли в поисках драгоценностей. Дед видел прах генерала в полном обмундировании, с крестами. Затем могилы исчезли. На этом месте разрослись мандариновые деревья.
Дед, вернувшись из Средней Азии, вначале работал в Батуми «на наливе». В Батуми доставляли нефть из Баку, перегружали в нефтеналивные корабли. Нефть имела огромное значение для молодой Советской республики. Позднее был проведен нефтепровод. В Батуми построили большой нефтеперегонный завод (БНЗ).
Дед вскоре нашел себе работу по специальности, переехал в Тбилиси с семьей. Он участвовал в строительстве гидроэлектростанции Храм ГЭС на реке Храми. Работал и на Арагаце в Азербайджане. Вся его дальнейшая жизнь была связана с городом Тбилиси.
Прабабушка Мария Константиновна осталась на Зеленом мысу.
С 1918 по 1921 годы в Батуми побывали турки и англичане. В течение этих трех «смутных» лет жизнь в имениях продолжалась по заведенному порядку. Но с 1921 года, с начала советизации Грузии, земли за Батумом, за Чорохом, отошли к Турции, а в Аджарии имения были национализированы. Богатые владельцы имений эмигрировали или ютились в самых плохих помещениях особняков. Стали советскими служащими. А их дачи были превращены в санатории или дома отдыха.
В Цихис-дзири, на крутом приморском склоне у князей Голицыных было большое имение и красивый особняк. Один из владельцев, Сергей Голицын, после экспроприации дома еще некоторое время оставался в Цихис-дзири, совершал экскурсии вглубь горной Аджарии. Он описал растительность горной Аджарии, обнаружил редкое растение – орфанидезию. А затем уехал в Воронеж, где стал профессором университета.
В Чакве оставались красивые особняки. Например, дача Стоянова, Попова. В парках, окружавших особняки, росли очень интересные с ботанической точки зрения редкие деревья. Они представляли большой интерес для ботаники, но со временем без должного ухода погибли или были вырублены. Их заменили мандариновые плантации. Прежние парки еще существовали в пятидесятые годы ХХ века.
Имена владельцев в то время уже почти забыли. Я о заброшенных парках знала только потому, что там росли растительные редкости, которых не было даже в Батумском ботаническом саду, — вспоминает Майя Мазуренко.
Рядом с дачей Зельгеймов, вниз по склону холма стояла дача, которая когда-то принадлежала китайцу Ляо Джин Джао, приглашенному для консультаций по выращиванию чая. В народе его звали Иваном Ивановичем. На своей даче Ляо Джин Джао устраивал вечера, приглашал соседей. Его гостеприимство скрашивало быт. Дед рассказывал, что как-то в гостях попробовал необыкновенно вкусный крем, вернее, розовое пюре, испещренное точками. Когда гости попросили рецепт изысканного кушанья, китаец провел их в погреб, где лежали порченые яблоки, и показал гусениц, которые легли в основу уникального крема. Черные точки были их головками. Дамы закатывали глаза и ахали.
Вниз от дома шла темная аллея маслины душистой. В плотных кронах невысоких деревьев с жесткими вечнозелеными листьями в сентябре выскакивали, словно вылуплялись, малюсенькие букетики кремовых или желтоватых цветков, расположенных в основании листьев. Нежнейший аромат распространялся по всей аллее. Цветение длилось всю зиму и продолжалось до ранней весны с перерывами на похолодание. Стоило пригреть солнцу, как последние букетики высовывались и источали сладковатый парфюмерный запах.
Ниже замечательной аллеи, у основания холма, в горном ущелье было сыро. Там устроили большой бассейн, в котором плавали лебеди, была лодочная станция.
Следующий приморский холм принадлежал Кривицким. Аллея ликвидамбаров, высаженных вдоль лестницы, поднималась круто вверх от пруда, упираясь в роскошный дом. Позже он стал турбазой. В мои детские годы лебеди еще плавали по глади пруда, но со временем пруд заполнился глиной, принесенной во время ливней. Таким его помнит мой сын Павел, родившийся в 1963 году. Большая широкая балюстрада служила нам надежной скамейкой для отдыха, когда мы возвращались с моря…
Зеленый мыс в наши дни.
Раннее утро. Еще не жарко. Легкая, приятная прохлада. Самые большие любители морских купаний до завтрака отправляются на пляж. Берег еще в тени, морская галька мокрая от росы. На море штиль, прибой едва заметен у самого берега. Море так прозрачно, что на большой глубине можно рассмотреть обточенную пеструю гальку. Приятно нырнуть в прозрачную прохладную глубину. Граница между морем, освещенным восходящим солнцем, и затененной прибрежным холмом частью сокращается. Солнце поднялось. И вот уже весь пляж залит солнцем, галька высохла. С каждой минутой становится все жарче.
На обратном пути взбираться по лестницам еще не утомительно. После завтрака отдыхающие, как правило, снова отправляются на пляж. Но теперь ощущение совсем иное. Камни пляжа разогреты. Можно лежать и млеть, любуясь голубым морем или обрывами над пляжем, покрытыми буйной зеленью. После полудня становится очень жарко. Наступает время обеда.
Когда жара спадает, можно опять отправиться на море или совершить визит к соседям. За вечерним чаем приятно посидеть в саду, неторопливо коротая время. Ни телефона, ни телевизора, ни даже электричества в те времена в этих краях не существовало. Его заменяли керосиновые лампы с большими стеклами и красивыми резервуарами, обрамленные нарядными абажурами.
Вечер. Чаепитие на открытой веранде. Вокруг лампы вьются бабочки, в темноте, окружающей веранду, мелькают светлячки. Вечерняя прохлада усиливает аромат цветов. Всходит луна, ярко освещая таинственные бархатные холмы. Вдали на море – лунная дорожка. Светит огнями батумская коса.
Три сестры Майя, Вероника, Ида (Дуду) и Майя.
Изредка поздними вечерами снова отправляются на морские купания. Это особенно интересно. Море светится. Каждый всплеск подобен маленькому, сверкающему в темноте, фейерверку.
В строгие тридцатые годы на морском берегу запретили находиться после десяти часов вечера. Боялись нарушения границы. Патруль пограничников разгонял отдыхающих. В середине лета в десять вечера еще совсем светло, тепло. Тянет в воду – такую приятную под вечер. Пограничник в полной амуниции, с винтовкой за плечами, потный, на обходе. Ему бы тоже не помешало окунуться. Но нет – служба… И так продолжалось ежедневно до 1991 года, до развала Советского Союза…
Дача Стюр
Территория обрыва, а за ним весь приморский склон с посадками мандаринов, аллеями редкостных деревьев, беседками и, главное, – лестницами, ведущими на станцию Зеленый мыс, а затем к морю – принадлежал старушке Стюр.
В воспоминаниях второй жены Булгакова Любови Евгеньевны Белозерской, описана эта старушка, у которой был пансион. В красивом двухэтажном доме с колоннами и видом на море под крышей гнездились ласточки. В середине ХХ века ласточки на Зеленом мысу пропали, как и многие птицы, насекомые и животные.
В 1929 году, отдыхая на даче Стюр, Михаил Афанасьевич Булгаков вынашивал свой главный роман «Мастер и Маргарита». Сидя на большой веранде с колоннами, откуда открывался вид на море, он, мысленно представляя Понтия Пилата, беседующего с Иешуа, описал момент перед грозой: «…он оглянулся, окинул взором видимый ему мир и удивился произошедшей перемене. Пропал отягощенный розовый куст, пропали кипарисы, окаймляющие верхнюю террасу, и гранатовое дерево, и белая статуя в зелени, да и сама зелень».
И еще: «В это время в колоннаду стремительно влетела ласточка, сделала над золотым потолком круг, чуть не задела острым крылом лица медной статуи в нише и скрылась за капителью колонны. Быть может, ей пришла мысль вить там гнездо».
Любовь Белозерская и Михаил Булгаков.
Рассказывали, что в начале тридцатых годов старушка Стюр уехала в Швецию. Стюры были очень богаты и, живя за границей, не продавали свою недвижимость на Зеленом мысу. Да и кому в голову могла прийти такая мысль при Советской власти? О какой частной собственности тогда могла идти речь? Все расположенные вдоль приморского холма владения, без исключения, были национализированы, а хозяева этих владений исчезли бесследно. Возможно, некоторым в самом начале двадцатых годов удалось уехать за границу. Куда девалась гостеприимная Стюр – неизвестно. Известно другое.
В тридцатые годы Лаврентий Берия вошел в силу. Дача Стюр и дача Баратова – самые красивые и самые близкие к морю – стали закрытыми правительственными резиденциями. В народе их шепотом называли «Бериевскими». Высокие глухие заборы делали недоступным обзор. В щель можно было увидеть бегающих овчарок. Проникнуть на дачу Стюр мы, озорные дети, не решались, хотя почти ежедневно бежали мимо заборов к морю. Лишь однажды решили перелезть через забор на даче Баратова, чтобы собрать пинеоли, – семена пиний в роще, которая возвышалась над Зеленым мысом. Огромная овчарка помчалась за нами со скоростью ветра. В последний момент мы перескочили через забор. Я уже никогда, вплоть до того, как были сняты заборы, не решалась проникать на территорию таинственных дач, — вспоминает Майя Мазуренко.
После 1953 года дача Баратова была присоединена к ботаническому саду. Высокий забор заменила прозрачная сетка. А дача Стюр продолжала быть закрытой. Стала называться: «Дом отдыха четвертого управления». Все знали, что четвертое управление – это что-то очень секретное, то есть принадлежит грозному КГБ (комитет государственной безопасности).
Но в день выборов ворота таинственной дачи раскрывались. На вилле, ранее принадлежавшей старушке Стюр, проходили выборы, то есть советский спектакль под названием «выборы». В этот торжественный день у жителей была возможность попасть на прекрасную веранду с колоннами, увидеть ласточек под потолком, полюбоваться редкими сортами азалий и полиантовыми розами. Темный зал занимал большой бильярд, крытый зеленым сукном с шарами слоновой кости. Потом шары растащили, та же участь постигла и редкую мебель, вазы, статуи. Постепенно исчезла утварь и на даче Баратова. С годами дом отдыха четвертого управления стал более доступным. В семидесятых годах мы могли запросто пройти на территорию этой знаменитой дачи и спуститься к морю по каскадам лестниц.
1950 г. Майя — ученица Махинджаурской школы.
Потоком революции занесло на Зеленый мыс и будущего известного писателя Михаила Афанасьевича Булгакова.
В России в то время шли бои, потом началась разруха, налаживание странного быта. Строй жизни первого советского периода отображен в многочисленных фельетонах того времени. В таком же стиле написано одно из первых произведений Михаила Булгакова — «Записки на манжетах».
Странная жизнь первых советских лет, сломанные судьбы, приезды и отъезды. Неустойчивость.
Точно так же в «Мастере и Маргарите» резкие переходы от комических, полных парадоксов глав, соседствуют с трагическими описаниями событий казни Иисуса Христа. В 70-е годы читатели познакомились с этим главным романом Булгакова: с трудом доставали номера журнала «Москва» и зачитывали его до дыр. Все было поразительно: язык, стиль изложения, характеры!
Напряжение глав о Понтии Пилате – огромное. Спор Иешуа с Пилатом на балконе у прокуратора захватывал. «Извинившись перед первосвященником, он (Понтий Пилат) попросил его присесть на скамью в тени магнолий и обождать».
Слово «магнолия» засело у меня в голове. Мне, ботанику из Батумского ботанического сада, было совершенно ясно, – на балконе у прокуратора в древней Иудее магнолий не было. Магнолии – высокие вечнозеленые деревья с большими белыми цветами, растущие в Северной Америке, попали в Старый свет только после открытия Колумба. В 33 году нашей эры, в год смерти Христа, их не могло быть в Иерусалиме.
Но для Булгакова магнолии – символ юга. У меня закралась мысль, что Булгаков видел магнолии на Зеленом мысу. Почему? Я с детства видела эти огромные магнолии. Роскошные огромные цветы первым делом бросались в глаза приезжим.
Маленькая зацепка повлекла за собой цепь догадок, позже подтвержденных.
Действительно, Михаил Булгаков был в Батуми и на моем родном Зеленом мысу дважды, восхищался природой юга. Но не все было радужно для него в этом вечнозеленом краю.
В конце 1919 года врач Булгаков служил в армии Деникина. Во Владикавказе он заболел тифом. Армия ушла. К этому времени Михаил Булгаков написал несколько рассказов и бесповоротно решил посвятить себя литературе. Биографы предполагают, что весь 1919 год Булгаков провел во Владикавказе, бедствовал, но уже навсегда связал себя с литературой. Был даже заведующим ЛИТО (литературного отдела). Мытарства и комизм этого учреждения описаны в «Записках на манжетах». Мечта выбраться в Париж через Турцию не покидала его. «Вперед. К морю. Через море, и море, и Францию – сушу – в Париж!» Наконец во второй половине мая 1921 года, через Баку и Тифлис Булгаков выбирается в Батум с мыслью о Золотом Роге.
«Сгинул город у подножья гор. Будь ты проклят…Цихидзири. Махинджаури. Зеленый мыс! Магнолии цветут. Белые цветы величиной с тарелку. Бананы. Пальмы! Клянусь, сам видел: пальма из земли растет. И море непрерывно поет у гранитной глыбы. Не лгали в книгах. Солнце в море погружается. Краса морская. Высота поднебесная. Скала отвесная, а при ней ползучие растения. Чаква. Цихидзири. Зеленый мыс».
Михаил Афанасьевич лежал на пляже голодный. Слушал шум волн. Поэтическое описание Зеленого мыса, гранитной скалы, у которой я выросла, звучит у меня в ушах как шум морского прибоя.
Мечта попасть в Турцию становится для Булгакова реальной. Теплоход «Полацкий» идет на Золотой Рог. Но в это время, живя в Батуми, Булгаков пытается писать в местной печати. «Заведывающий вошел и заявил: – Па иному пути пайдем! Не нады нам больше этой порнографии: «Горе от ума» и «Ревизора». Гоголи. Моголи. Свои пьесы сачиним». «Через час я продал шинель на базаре. Вечером идет пароход. Он не хотел меня пускать. Понимаете? Не хотел пускать!
Довольно! Пусть светит Золотой Рог. Я не доберусь до него. Запас сил имеет предел». «Домой. По морю. Потом в теплушке. Не хватит денег – пешком. Но домой. В Москву! В Москву!
Прощай, Цихидзири. Прощай, Махинджаури. Зеленый мыс!»
Пока Михаил Афанасьевич добрался морем до Одессы, затем в родной Киев, оттуда в теплушке в Москву, наступила осень. Голодное лето он провел в Батуми и на Зеленом мысу».
