Козьма Прутков
Была у меня до недавнего времени книга Козьмы Пруткова. И все не доходили до нее руки. Думал, выйду на пенсию и тогда займусь ее чтением. Теперь нет у меня той книги. Но, это не меняет роли и значения известного сочинителя для читателей в нашей стране. По-прежнему, имя его с середины XIX века у многих на слуху. Ведь его собрание сочинений выходило в царской России, затем в советское время, оно издавалось и в последние десятилетия. Сменилось несколько эпох, появились новые поколения, а интерес к этому литератору не пропадает. Даже тот, кто никогда не читал его сочинений, все равно, хотя бы раз, слышал его имя.
Так кто же такой Козьма Петрович Прутков? Вы не поверите. Это вымысел, литературная маска. Такого человека никогда не существовало в природе. Как? — скажете вы. А книги, которые издавались на протяжении нескольких столетий? Кому же они тогда принадлежат? Увы, спешу всех, кто не знал, в самом начале разочаровать. Да, это гениальная мистификация. И ей нет аналогов в мировой литературе.
А начиналось все очень просто, немного спонтанно, в шутку. В 50-е и 60-е годы XIX столетия под именем Козьмы Пруткова в журналах «Современник» и «Искра» опубликовали свои произведения поэт Алексей Толстой, братья Алексей, Владимир и Александр Жемчужниковы. Для этого они использовали коллективный псевдоним. А многие читатели и даже известные литераторы того времени тоже не догадывались, кто на самом деле этот Козьма Прутков. Они с заметным интересом знакомились с его публикациями, иногда вступали с ним в дискуссию и даже критиковали его. Некоторые находили его талантливым, а иногда даже сравнивали его с другими известными сочинителями.
Позже создатели этого литературного имени или опекуны, как они себя называли, придумали даже биографию Козьмы Пруткова, нарисовали его портрет и подготовили к изданию его собрание сочинений. Вот и получилось, что многие в прошлом, да и в наше время думают, что Козьма Прутков существовал на самом деле. А его современники – известные писатели — Николай Чернышевский, Аполлон Григорьев и Николай Добролюбов — даже писали критические статьи, посвященные творчеству Козьмы Пруткова.
А началась эта история в 1851 году или даже чуть раньше, в Павловке — родовом имении Жемчужниковых, располагавшемся тогда в Орловской губернии. Там проводили обычно летнее время братья Жемчужниковы и их двоюродный брат Алексей Толстой. Все они интересовались литературой и пробовали писать свои сочинения: граф Толстой сочинял сатирические стихотворения, Алексей Жемчужников — комедии для домашнего театра, Александр Жемчужников – стихи, афоризмы и басни.
Уже к лету 1851 года были сочинены три басни, правда, имени и образа Козьмы Пруткова тогда еще не существовало. Все это делали братья ради шутки и веселья. «Однако эти басни, — вспоминал позже Владимир Жемчужников, — уже зародили кое-какие мысли, развившиеся впоследствии в брате моем Алексее и во мне до личности Пруткова. Именно: когда писались упомянутые басни, то в шутку говорилось, что ими доказывается излишество похвал Крылову и другим. Потому что написанные теперь басни не хуже тех. Шутка эта повторялась и по возвращении в Санкт-Петербург, и вскоре привела меня с братом Алексеем и графом Алексеем Толстым к мысли писать от одного лица, способного во всех родах творчества. Эта мысль завлекла нас, и создался тип Косьмы Пруткова».
Ради справедливости, следует заметить, что начинался Козьма Прутков все же с театра. А сам театр Козьмы Пруткова появился благодаря одноактной комедии под названием «Фантазия». Этим именем звали моську одной «богатой, но самолюбивой старухи».
Вот как об этом вспоминал Алексей Жемчужников: «Были мы тогда очень молоды, здоровы, веселы, забот у нас не было никаких, жилось нам, слава Богу, хорошо, горя не было никакого. Вот мы и задумали, я и двоюродный брат мой, граф Алексей Толстой, написать вдвоем в шутливой форме пьеску под заглавием «Фантазия». Писали мы в одной комнате, на разных столах. Разделили мы пьесу на равное число сцен. Одну часть он взял себе, другую я взял себе писать. Когда мы работу окончили и соединили обе части, то оказалось, что у одного действующие лица уходят со сцены, а у другого они приходят. Связи никакой… Хохотали мы над своим произведением до упаду. Тогда мы придумали середину. Вставили в пьесу грозу, бурю и прочее и дали уже другому моему брату Владимиру дописать конец пьесы. Таким образом, мы составили триумвират».
Алексей Жемчужников
Актеры Александринского театра за девять дней отрепетировали пьесу «Фантазия». И 8 января 1851 года она была представлена публике во время бенефиса комика Максимова. В тот вечер комедия «Фантазия» составила лишь пятую часть всего представления.
Публика категорически не приняла «Фантазию», отнеся ее к разряду «плохих» водевилей. Никто из присутствующих в театре не понял ее пародийного смысла, в том числе и император. Николай Павлович даже не дождавшись конца спектакля, с открытым раздражением уехал из Александринки. При этом заметил напоследок директору императорских театров: «Много я видел на своем веку глупостей, но такой еще никогда не видел».
Что же касается авторов Y и Z, то они отнеслись к премьере собственной пьесы так же легкомысленно, как и к ее сочинению. Они не приехали в театр, а отправились на бал, на котором они о премьере даже не вспоминали.
В 1883 году в своем дневнике Алексей Жемчужников так написал об этом: «Эта пьеса шла в бенефис Максимова. Ни Толстой, ни я в театре не были. В этот вечер был какой-то бал, на который мы оба были приглашены и на котором быть следовало. В театре были: мать Толстого и мой отец с моими братьями. Воротясь с бала и любопытствуя знать: как прошла наша пьеса, я разбудил брата Льва и спросил его об этом. Он ответил, что пьесу публика ошикала и что государь в то время, когда собаки бегали по сцене во время грозы, встал со своего места с недовольным выражением в лице и уехал из театра. Услышавши это, я сейчас же написал письмо режиссеру Куликову, что, узнав о неуспехе нашей пьесы, я прошу снять ее с афиши и что я уверен в согласии с моим мнением графа Толстого… Это письмо я отдал Кузьме камердинеру, прося снести его завтра пораньше к Куликову. На другой день я проснулся поздно, и ответ от Куликова был уже получен. Он был короток: «Пьеса ваша и графа Толстого уже запрещена вчера по Высочайшему повелению».
Можно твердо утверждать, что именно эта пьеса стала самым первым приближением к образу Козьмы Пруткова. Это была пародия на водевиль, чего тогда еще никто не мог понять и оценить.
Александр Пынин
Однако первая неудача на театральных подмостках совсем не огорчила братьев Жемчужниковых и графа Алексея Толстого, как впрочем, и самого Козьму Пруткова. Об этом станет известно уже чуть позже из его биографии. Потому они все с удовольствием продолжили свои опыты в сочинительстве. Вот как вспоминал об этом Владимир Жемчужников в письме известному в то время литературоведу Александру Пыпину: «Летом 1851 или 1852 года, во время пребывания нашей семьи в Орловской губернии в деревне, брат мой Александр сочинил, между прочим, исключительно ради шутки, басню «Незабудки и запятки». Эта форма стихотворной шалости пришлась нам по вкусу. И тогда же были составлены басни тем же братом Александром при содействии брата Алексея: «Цапля и беговые дрожки», «Кондуктор и тарантул», а братом Алексеем: «Стан и голос», «Червяк и попадья». Кроме последней из этих басней, остальные были напечатаны в журнале «Современник» в том же году, без обозначения имени автора, потому что в то время еще не родился образ Козьмы Пруткова».
Вот эти первые сочинения братьев, о которых пишет Владимир Жемчужников.
Незабудки и запятки Трясясь Пахомыч на запятках, Пук незабудок вез с собой; Мозоли натерев на пятках, Лечил их дома камфарой. Читатель! в басне сей откинув незабудки, Здесь помещенные две шутки, Ты только это заключи: Коль будут у тебя мозоли, То, чтоб избавиться от боли, Ты, как Пахомыч наш, их камфарой лечи. Червяк и попадья Однажды к попадье заполз червяк за шею; И вот его достать велит она лакею. Слуга стал шарить попадью… «Но что ты делаешь?!» – «Я червяка давлю». Ах, если уж заполз к тебе червяк за шею, Сама его дави и не давай лакею.
Думаю, не помешает вспомнить, в какой политической и общественной атмосфере рождался и формировался образ незабвенного Козьмы Пруткова. Так получилось, что жизнь его проходила во времена царствования трех императоров: Александра I, Николая I и Александра II. Исследователи творчества Пруткова считают, что влияние на его личность эти три периода российской истории оказали самое разное.
Александр I
Александр I, победивший Наполеона, не мог повлиять на взгляды Козьмы, так как он был тогда всего лишь провинциальным юнцом, жившим на Русском Севере. И только перебравшись в Петербург, он стал ощущать дыхание времени. Как раз в тот момент начался период правления императора Николая I, который продолжался тридцать лет. Именно в это время формировался личностный и литературный облик Козьмы Пруткова. Он уже начал публиковаться в литературных журналах, чем привлек интерес читающей публики к своему творчеству.
Годы правления Александра II стали для Пруткова довольно-таки плодотворными. К этому времени большинство сочинений Козьмы Петровича становятся известными читающей публике.
Однако созревание и взросление будущего литератора пришлось все же на период 30-летнего правления Николая I. А он, только вступив на престол, вдруг обнаружил, что в пятидесятимиллионной России открыто два миллиона уголовных дел; что даже «в Петербурге ни одна касса никогда не проверяется; все денежные отчеты составляются заведомо фальшиво»; что чиновники просто пропадают, прихватив с собой сотни тысяч рублей; что бюрократия пухнет и жиреет; что многие государственные вопросы совсем не решаются.
Николай I
В тот момент даже ходили слухи об одном откупщике. За ним числилось так много нарушений, что, для доставки судейских бумаг по его делу из Москвы в Петербург, пришлось снарядить несколько десятков подвод. Да и те по пути пропали вместе с извозчиками.
Стоит напомнить, что в основе государственного правления Николая лежал незамысловатый принцип: не вводить ничего нового, только подправлять старое. К тому же в Европе тогда началось хождение революционных идей. И это его очень его напрягало.
Сам император считал крепостничество злом для России, однако отмена его казалась ему «злом еще более гибельным». Потому все реформы в стране он на тридцать лет положил под сукно.
Он сделал ставку на чиновников. В стране всюду правил тогда государственный аппарат. Народ находился в рабстве, а бюрократическая система разрасталась, крепла и во всю уже работала не на государство, а сама на себя. Не случайно, Николай сказал однажды, что Россией правит не император, а столоначальники. Главной задачей этих столоначальников было не решение дел по существу, а стремление как можно поскорее сбыть их с плеч долой.
Численность армии и флота в то время неуклонно росла, вооруженные силы поглощали уже почти половину государственного бюджета. Россия поставляла на запад только сырье, а сложные промышленные изделия ввозились в страну из-за границы. Личная инициатива была сведена к нулю. Специальный «негласный комитет» усилил цензурные ограничения. Число издаваемых сочинений сократилось на многие тысячи, особенно это касалось изданий по философии и отечественной истории. Отменили разрешения на новые периодические издания, очень опасались роста журнальной оппозиции.
Однако все это не спасло. Смертельный удар ожидал императора не внутри страны и не со стороны западноевропейских революций. Удар был нанесен в Крыму. В проигранной Крымской войне Россия потеряла полмиллиона человек. Это было вдвое больше, чем у противника. Виной тому было отсталое вооружение, ужасные дороги, неправильное устройство интендантской службы. Все понимали, что войну проиграла не армия. Ее проиграли казнокрады и взяточники, подставившие армию.
Генеральная атака Севастополя.
Система власти, созданная по австрийским лекалам, оказалась ненадежной. Такого напряжения не выдержал и сам император. Поражение в Крымской войне добило его окончательно.
Вступивший на престол Александр II, получил в наследство огромное и абсолютно несостоятельное феодальное государство. Россия, к тому времени стала вызывать заметное раздражение у европейских государств. А внутри страны остро встал вопрос об упразднении крепостной зависимости. Этот вопрос висел в воздухе еще со времен царствования императрицы Екатерины II.
Освобождение «снизу», по инициативе самих крестьян, было тогда невозможно. А освобождению «сверху» всячески сопротивлялись сами помещики. Им не хотелось добровольно потерять рабов. Тогда Александр взял инициативу в свои руки. Однако реформы оказались половинчатыми и не принесли заметных результатов обществу.
Получается, более полувека правили Россией Николай I и его сын Александр II. Время безжалостно, и в памяти потомков один из них остался как Царь-охранитель, а второй – как Царь-освободитель, давший свободу крепостным крестьянам.
Александр II
В такой атмосфере появился и начал свою литературную жизнь образ Козьмы Пруткова. Как человек нерешительный, он стал сторонником такого подхода, когда не следовало ничего делать нового. Он со временем научился очень правильно держать нос по ветру. И когда в воздухе во времена правления Александра II запахло реформами, он начал было даже строчить различные проекты. Но целью их не стал поиск новых путей, а наоборот выражалось стремление развернуть движение вспять, в прошлое. И такой образ чиновника-сочинителя поначалу стал домашней шуткой, развлечением, легким баловством для юных братьев Жемчужниковых и Алексея Толстого.
Согласитесь, что даже в самой строго регламентированной жизни всегда найдется место легкой шалости. Вот и Козьма Петрович, будучи строгим чиновником, в свободные минуты становился сочинителем, благонамеренным и напыщенным литератором, можно даже сказать, мудрецом, способным критиковать и поучать других. Таким образом, он невольно пародировал свою государственническую сущность. С одной стороны он лакейски прислуживал власти, а с другой — над нею немного подсмеивался.
Как я уже сказал, у Козьмы Пруткова появились литературные опекуны. Произошло это не сразу. Но именно они сыграли главную роль в формировании мировоззрения будущего мыслителя.
Все опекуны находились в тесном родстве: братья Жемчужниковы и их двоюродный брат – граф Алексей Толстой — были выходцами из богатых родовитых семей. Все имели прекрасное образование и были, несомненно, талантливы.
В свободное время, развлекаясь сочинительством всяких басенок, стишков и пьесок они неожиданно для себя придумали образ Козьмы Пруткова. Затем они взращивали его. И, как подобает удачному литературному образу, обогащали новыми идеями. А он, как полагается, потихоньку рос, благодаря им. Происходило это все постепенно, непроизвольно, само собой. Он даже рос вместе со своими создателями. По мере того, как взрослели они, он тоже заметно образовывался и обогащался новым жизненным опытом. Старался даже не отставать от них. Потому, наверное, читали с самого начала совсем даже не почувствовали никакого подвоха.
Артиллерийский офицер, участник Крымской войны Николай Крылов знал братьев Жемчужниковых, вместе с которыми он учился в Первом кадетском корпусе. Он вспоминал, что порядки там были строгие, мальчиков за проступки наказывали и даже секли. Но и в этой суровой обстановке николаевской эпохи юные Жемчужниковы не теряли чувства юмора. Друг друга кадеты звали только по фамилии. Однофамильцы получали порядковые номера, а братья различались по цвету волос.
«Так и братьев Жемчужниковых звали одного – «рыженький», а другого – «серенький», – писал Николай Крылов. – И вот этот «серенький» в 12–14 лет от роду так дурачил и околпачивал все корпусное начальство, что невольно остался у меня в памяти. Впоследствии он, кажется, составлял сборный псевдоним: «Кузьма Прутков», который состоял из Алексея Толстого и двоих братьев Жемчужниковых.
Первая шалость «серенького» была еще в 1-м приготовительном классе, в котором сидело 40 человек мелюзги от 10 до 12 лет. Ждали нового учителя естественной истории. Входит «серенький» и громогласно объявляет, что он сейчас видел нового учителя: гусар, высокий, стройный, красавец, усищи до плеч, шпоры золотые и сабля отточена. Под этим впечатлением все приосанились, чтобы встретить бравого гусара, и вдруг инспектор вводит штафирку с впалой грудью, маленького, тщедушного и на кривых ногах. Неудержимый хохот всего класса озадачил инспектора Кушакевича и нового учителя. Кадеты долго не могли успокоиться, часто раздавались фырканья, которые заражали весь класс…»
Вот откуда появилось это желание развести всех, которое затем так удачно воплотилось в образе и самого Козьмы Пруткова. Когда ожидание чего-то прекрасного вдруг развенчивалось невзрачной и неприглядной действительностью. И этим достигался неожиданный комический эффект.
Старший из братьев Жемчужниковых – Алексей – с раннего возраста проявлял интерес к сочинительству. Он с самого начала овладел хорошим слогом и не лез в карман за старыми рифмами. Он даже находил удовольствие в стихотворчестве. Вот как он вспоминал об этом: «Обстоятельства жизни отражались на моих литературных занятиях. Я начал писать еще в училище, преимущественно стихами, и писал немало. Потом скучная служба и рассеянная жизнь заставили меня замолкнуть».
«Сперва писал мало и лениво, как бы в минуты пробуждения. Иногда мне случалось относиться критически к окружающей меня среде и тосковать о своей нравственной неволе. Когда, в эпоху новых веяний, я вышел в отставку именно с тем, чтобы иметь право и возможность мыслить и чувствовать с большею свободою и независимостью, во мне родилось сомнение в дельности моих литературных занятий. Мне казалось, что мои стихи никому не нужны в такое серьезное время».
Потому, наверное, свой первый сборник Алексей Михайлович решился издать, когда ему было уже за семьдесят. По этому поводу он писал: «Я охотно согласился на издание сочинений популярного Козьмы Пруткова, тем более что не я один нахожусь за них в ответственности. А стихи за подписью моего имени… это — другое дело. Я никогда не был популярен. Отзывы обо мне появлялись в печати очень редко, и, может быть, по той, между прочими, причине, что я, не издавая собрания моих произведений, не подавал повода замолвить о них слово. Несколько последних лет я был в постоянной нерешительности. Мне все хотелось написать еще что-нибудь получше прежнего, и я не терял надежды, что это исполню. Теперь издаю полное собрание моих стихотворений, но не потому, что надежда моя исполнилась, а потому, что, наконец — пора! В мои лета откладывать исполнение чего-либо на будущее время — не приходится. Пора подвести итоги и представить обществу отчет в моей литературной деятельности, какова бы она ни была».
Вот одно из стихотворений Алексея Жемчужникова:
Осенние журавли Сквозь вечерний туман мне, под небом стемневшим, Слышен крик журавлей все ясней и ясней… Сердце к ним понеслось, издалёка летевшим, Из холодной страны, с обнаженных степей. Вот уж близко летят и, всё громче рыдая, Словно скорбную весть мне они принесли… Из какого же вы неприветного края Прилетели сюда на ночлег, журавли?.. Я ту знаю страну, где уж солнце без силы, Где уж савана ждет, холодея, земля И где в голых лесах воет ветер унылый, — То родимый мой край, то отчизна моя. Сумрак, бедность, тоска, непогода и слякоть, Вид угрюмый людей, вид печальный земли… О, как больно душе, как мне хочется плакать! Перестаньте рыдать надо мной, журавли!..
Алексей Жемчужников оказался непосредственным свидетелем отмены крепостного права в России. Он считал его главным событием общественной жизни в истории страны. Этому он посвятил специальный фрагмент своего очерка.
«Самое лучшее время моей жизни было пребывание мое в Калуге вскоре после выхода в отставку. Тогда разрешался крестьянский вопрос. Я почитаю себя счастливым, что был свидетелем освобождения крестьян в Калужской губернии, где тогда был губернатором мой товарищ по училищу и друг Виктор Антонович Арцимович, женатый на моей сестре. Великое дело имело огромное влияние на русское общество. Оно вызвало и привлекло к себе большое количество друзей и тружеников. Новые люди являлись повсюду, и общество росло умственно и нравственно, без преувеличения, по дням и по часам. Недавние чиновники и владетели душ преображались в доблестных граждан своей земли… Хорошее было время! Это время было в моей жизни светлым праздником».
Владимир Жемчужников – тоже один из опекунов Козьмы Пруткова. Он получил должность чиновника особых поручений при тобольском губернаторе. Им был тогда уже упоминавшийся друг семьи Жемчужниковых — Виктор Арцимович, женатый на Анне Жемчужниковой — сестре прутковских опекунов.
Владимир Жемчужников
Пожив в Тобольске, Владимир Жемчужников увидел всю подноготную деятельности той самой местной власти. В своем письме к отцу он сообщал: «Открытия следуют за открытиями: там растрачены суммы, здесь открываются целые шкафы недоложенных и утаенных дел, тут — настоящие разбои и грабежи властей, — словом, сюрпризы удивительные!»
Образованный, деятельный человек – Владимир Жемчужников был полон желания стать полезным своей стране, чтобы творить добро и справедливость. Но он столкнулся с совсем неприемлемыми проявлениями той власти: с казнокрадством, мздоимством, корыстолюбием. Бороться с этим злом было невозможно. Об этом с горечью он писал отцу: «Нет ничего разорительнее для чувств, души, а, может быть, и здоровья, как видеть, что при всем усердии, желании и возможности, не только не можешь сделать ничего существенно хорошего, но и остановить хотя бы десятую долю зла…»
Еще один из опекунов — Александр Жемчужников — среди товарищей своих считался неистощимым изобретателем головокружительных и рискованных проделок, острословом, сочинителем нелепиц, стилизованных под басни. Благодаря ему, в Павловке появилось первое прутковское творение — басня «Незабудки и запятки», которую придумал он ради «шутки». В то же лето он вместе с братом Алексеем написал ещё две басни: «Кондуктор и тарантул», «Цапля и беговые дрожки».
Цапля и беговые дрожки На беговых помещик ехал дрожках. Летела цапля; он глядел. «Ах! почему такие ножки И мне Зевес не дал в удел?» А цапля тихо отвечает: «Не знаешь ты, Зевес то знает!» Пусть баснь сию прочтет всяк строгий семьянин: Коль ты татарином рожден, так будь татарин; Коль мещанином — мещанин; А дворянином — дворянин. Но если ты кузнец и захотел быть барин, То знай, глупец, Что, наконец, Не только не дадут тебе те длинны ножки, Но даже отберут коротенькие дрожки.
Александр Жемчужников
Еще одному опекуну графу Алексею Толстому посчастливилось в свои десять лет посидеть на коленях у немецкого писателя Иоганна Вольфганга фон Гете. Произошло это в Веймаре, куда мальчика взял с собой его дядя граф Алексей Перовский, посетивший поэта. Эта встреча сохранилась в памяти на всю его жизнь. Прикосновение гётевских рук, запах его сюртука, его подарок — кусочек клыка мамонта с изображением на нем фрегата. Этого невозможно забыть.
Совсем еще мальчиком Алексей Толстой видел Александра Пушкина. Ему запомнился пушкинский смех. Много ли было людей на свете, которые слышали смех великого поэта?
Алексей Толстой
Князь Александр Мещерский вспоминал, что «граф Алексей Толстой был одарен исключительной памятью. Мы часто для шутки испытывали друг у друга память, причем Алексей Толстой нас поражал тем, что по беглом прочтении целой большой страницы любой прозы, закрыв книгу, мог дословно все им прочитанное передать без одной ошибки. Никто из нас, разумеется, не мог этого сделать.
Глаза у графа были лазурного цвета, юношески свежее лицо, продолговатый овал лица, легкий пушок бороды и усов, вьющиеся на висках белокурые волосы — благородство и артистизм. По ширине плеч и по мускулатуре нельзя было не заметить, что модель не принадлежала к числу изнеженных и слабых молодых людей. Действительно, Алексей Толстой был необыкновенной силы: он гнул подковы, и у меня, между прочим, долго сохранялась серебряная вилка, из которой не только ручку, но и отдельно каждый зуб он скрутил винтом своими пальцами».
Александр Мещерский
Вот как этот русский граф, церемониймейстер самого пышного двора Европы выразил свое жизненное и духовное кредо:
Благословляю вас, леса, Долины, нивы, горы, воды! Благословляю я свободу И голубые небеса! И посох мой благословляю, И эту бедную суму, И степь от краю и до краю, И солнца свет, и ночи тьму, И одинокую тропинку, По коей, нищий, я иду, И в поле каждую былинку, И в небе каждую звезду!
Лев Жемчужников не входил в число литературных опекунов Козьмы Пруткова. Но его вполне можно отнести к графическим опекунам. Это он выполнил первый карандашный набросок, который до сих пор хранится в Государственном Русском музее. Лев Михайлович сделал его в 1853 году во время подготовки к печати сборника произведений Козьмы Пруткова. И затем передал его художникам Александру Бейдеману и Льву Лагорио. Они перенесли его на камень, чтобы отпечатать портрет в типографии.
Лев Жемчужников
Александр Бейдеман
Лев Лагорио
На этом портрете перед нами предстает напыщенный и самодовольный человек. Он смотрит на всех сверху вниз и саркастически улыбается. Волосы его беспорядочно и артистически всклокочены.
Тогда цензура не разрешила выпуск этого портрета, а соответственно и всего собрания сочинений Пруткова. В нем, вероятно, цензоры узрели карикатуру на какого-нибудь государственного служащего. По такой реакции, мы можем с уверенностью утверждать, что образ был схвачен и отражен очень точно.
Что же отмечали в этом портрете Козьмы Петровича сами опекуны? Это: «искусно подвитые и всклоченные, каштановые, с проседью, волоса; две бородавочки: одна вверху правой стороны лба, а другая вверху левой скулы; кусочек черного английского пластыря на шее, под правою скулой, на месте постоянных его бритвенных порезов; длинные, острые концы рубашечного воротника, торчащие из-под цветного платка, повязанного на шее широкою и длинною петлею; плащ-альмавива, с черным бархатным воротником, живописно закинутый одним концом за плечо; кисть левой руки, плотно обтянутая белою замшевою перчаткою особого покроя, выставленная из-под альмавивы, с дорогими перстнями поверх перчатки (эти перстни были ему пожалованы при разных случаях).
Когда портрет Козьмы Пруткова был уже нарисован на камне, он потребовал, чтобы внизу была прибавлена лира, от которой исходят вверх лучи. Художники удовлетворили это его желание, насколько было возможно в оконченном уже портрете; но в уменьшенной копии с портрета эти поэтические лучи, к сожалению, едва заметны», — конец цитаты.
Козьма Прутков не без гордости посвятил своему портрету стихотворение:
Мой портрет Когда в толпе ты встретишь человека, На коем фрак; Чей лоб мрачней туманного Казбека, Неровен шаг; Кого власы подъяты в беспорядке; Кто, вопия, Всегда дрожит в нервическом припадке, – Знай: это я! Кого язвят со злостью вечно новой, Из рода в род; С кого толпа венец его лавровый Безумно рвет; Кто ни пред кем спины не клонит гибкой, Знай: это я!.. В моих устах спокойная улыбка, В груди – змея!
Опекуны придумали Козьму Пруткова, когда были молоды. А еще они были богаты, состояли на государственной службе. Свободные минуты после казенных дел отдавали литературным занятиям. Это на протяжении всей жизни было для них источником творческих наслаждений. Иногда это привлекало внимание публики, но не приносило им средств к их существованию.
Само даже понятие «профессиональный литератор» тогда еще в России не существовало. Александр Пушкин одним из первых получил гонорар – тысячу рублей — за стихотворение «Гусар». И эта сумма для того времени считалась огромной. Но она не сделала его богатым. Всё равно он вынужден был состоять на государственной службе, чтобы содержать свою семью.
Что уж тут говорить о других поэтах! Потому с точки зрения денежного вознаграждения за свое творчество в тот самый золотой век русской литературы профессиональных литераторов в России еще не было.
Опекуны Пруткова тоже были государственными чиновниками и верноподданными Романовых, свободно говорили и писали по-французски, одевались по-немецки, числились членами Английского клуба, путешествовали по Европе, жили иногда в Риме, Берлине, Ницце и Цюрихе. И они тоже денег за литературные увлечения не получали.
По своим взглядам они, конечно же, были западниками. Но им был присущ и славянский дух. Алексей Толстой — «западник с головы до пят» — писал баллады из истории Древней Руси, он создал драматическую трилогию об Иване Грозном, Федоре Иоанновиче и Борисе Годунове, состоял в дружбе со славянофилами Алексеем Хомяковым и Константином Аксаковым. Те, кстати, были восхищены его талантом. Ровно такая же близость к славянским корням ощущалась и в братьях Жемчужниковых.
Несомненно, они были монархистами, преданно служили государю. Алексей Толстой был знаком с императором с детства. Он не раз в личных беседах с глазу на глаз прилагал усилия склонить его к отмене крепостничества. Хотя, ему это ничего, кроме ухудшения его материального состояния, не сулило.
Опекуны Пруткова вынуждены были по установившимся правилам выполнять требования той бюрократической машины, на службе которой они состояли. Это занятие не могло не вызывать у них душевных терзаний. И потому, являясь от природы людьми веселыми, способными к розыгрышу, они и придумали себе директора Пробирной Палатки — Козьму Пруткова. Его чинопочитание и доведенное до абсурда служебное рвение явилось своеобразным протестом против того, что их не устраивало вокруг. И это превратилось в далеко не шуточный протест.
Не раз Жемчужниковы и Толстой хлопотали за осужденных и впавших в немилость у власти. Они вызволяли из ссылки Ивана Тургенева, из солдатчины — Тараса Шевченко, приветствовали Александра Герцена, защищали Николая Чернышевского, а в пору подавления Польского восстания поддержали восставших. Переступив через сословные интересы, они выступали за отмену крепостного права, которое считали позором России.
И, между делом, стали опекунами директора Пробирной палатки. Как же появилось само имя Козьма Прутков? Свой выбор Алексей Жемчужников так объяснял в разговоре с Иваном Буниным: «Мы – я и Алексей Толстой – были тогда молоды и непристойно проказливы. Жили вместе и каждый день сочиняли по какой-нибудь глупости в стихах. Потом решили собрать и издать эти глупости, приписав их нашему камердинеру Кузьме».
Обратились к нему с просьбой разрешить использовать его имя в качестве их общего с графом Алексеем Толстым псевдонима. Сказали Кузьме Фролову, что они написали книжку и попросили для этой книжки имя Кузьмы, как будто бы это он ее сочинил. А все, что выручат от ее продажи, пообещали отдать ему.
Кузьма поинтересовался, умна ли книжка?
— Нет, глупая.
И он согласия не дал.
Тогда братья пошли на компромисс. Они все-таки выкупили имя у Кузьмы. А фамилию Фролов заменили на Прутков.
Поначалу автора они именовали Кузьма. Но впоследствии стали называть Козьма, а иногда и Косьма.
Что же касается фамилии Прутков, то, очевидно, опекуны имели в виду пучок прутьев, которым они намеривались иносказательно потчевать нерадивую плоть.
Взгляды и убеждения опекунов Пруткова, конечно же, не могли не сказаться на их подопечном. Он тоже почти западник со славянской душой. Разум трезвит его сердце, но чувства пьянят его ум. Днем, отдав свой служебный долг, как директор Пробирной Палатки, он вечером, прогулявшись для моциона вдоль Екатерининского канала мимо мостика со златокрылыми львами, на протяжении нескольких лет каждую апрельскую ночь погружается в процесс литературного творчества.
В глубине души наш герой был истинным патриотом, всему иностранному он предпочитал свое, отечественное. Вот одно из его сочинений на эту тему:
В альбом красивой чужестранке Написано в Москве Вокруг тебя очарованье; Ты бесподобна. Ты мила. Ты силой чудной обаянья К себе поэта привлекла. Но он любить тебя не может: Ты родилась в чужом краю, И он охулки не положит, Любя тебя, на честь свою.
В своих сочинениях Козьма Прутков обычно не отдает предпочтение, какому-то ни было, лагерю. Он с удовольствием пародирует и западника Василия Жуковского и славянофила Константина Аксакова. С удовольствием пишет добродушные пародии на лирику Владимира Бенедиктова и Николая Щербины, Якова Полонского и Афанасия Фета. Доставалось иногда даже самому Александру Пушкину.
При этом Козьма Прутков вступает даже в спор со своими оппонентами по поводу этих сочинений. Так, в «Письме известного Козьмы Пруткова к неизвестному фельетонисту «Санкт-Петербургских ведомостей» 1854 года по поводу статьи последнего» он напористо и фамильярно в привычном для него обличье самохвала обращается к своему оппоненту: «Ты утверждаешь, что я пишу пародии?! Отнюдь!.. Я совсем не пишу пародий! Я никогда не писал пародий! Откуда ты взял, будто я пишу пародии?! Я просто анализировал в уме своем большинство поэтов, имевших успех. Этот анализ привел меня к синтезису, ибо дарования, рассыпанные между другими поэтами порознь, оказались совмещенными все во мне едином!.. Прийдя к такому сознанию, я решился писать. Решившись писать, я пожелал славы. Пожелав славы, я избрал вернейший к ней путь: подражание именно тем поэтам, которые уже приобрели ее в некоторой степени. Слышишь ли? — «подражание», а не пародию!..
Откуда же ты взял, будто я пишу пародии?!
Послушай, фельетонист! – я вижу по твоему слогу, что ты еще новичок в литературе; однако ты уже успел набить себе руку; это хорошо! Теперь тебе надо добиваться славы; слава тешит человека!.. Слава, говорят, «дым»; но это неправда! Ты не верь этому, фельетонист! – Итак, во имя литературной твоей славы, прошу тебя: не называй вперед моих произведений пародиями! Иначе я тоже стану уверять, что все твои фельетоны не что иное, как пародии; ибо они как две капли воды похожи на все прочие газетные фельетоны!»
Козьма Петрович убежден, что подражатель способен достичь той же славы, что и тот, кому он подражает. Если, конечно, будет делать все точно. Так же, как делает тот. Но в этом-то и заключается хитрость опекунов. Ведь Козьма совсем даже не подражает, он пишет оригинальные пародии на известных поэтов. И называет эти сочинения подражаниями. На первый взгляд, они очень похожи на авторскую манеру пародируемого автора, но содержание их далеко от оригинала. И у читателя возникает некоторая растерянность после прочитанного. Даже появляется ощущение какой-то бессмысленности этого сочинения.
Вот вам яркий пример пародии на знаменитое стихотворение Афанасия Фета:
Осень С персидского, из Ибн-Фета Осень. Скучно. Ветер воет. Мелкий дождь по окнам льет. Ум тоскует; сердце ноет; И душа чего-то ждет. И в бездейственном покое Нечем скуку мне отвесть… Я не знаю: что такое? Хоть бы книжку мне прочесть!
Козьма Прутков был очень разным, как и его опекуны. Каждый из них по-своему обогатил его образ и внес свой вклад в его творческое наследие. Благодаря этому, Козьма Петрович воспринимается читателями и как мыслитель, и философ, и государственный деятель, и талантливый литератор.
Он не пал духом после неудачной постановки пьесы «Фантазия» в Александринском театре. Наоборот много писал, просто ничего не печатал. И вот однажды произошло с ним одно случайное и в то же время весьма полезное знакомство, которое определило всю его дальнейшую судьбу и явило миру очень яркого и разнообразного сочинителя.
«Году в 1850-м, Козьма Петрович взял продолжительный служебный отпуск, собирался поехать за границу и, в частности, посетить Париж. Ради экономии средств на дорожные расходы, а также ради того, чтобы иметь рядом человека, хорошо владеющего иностранными языками (Козьма Прутков владел французским и даже козырял иностранными словечками, там и сям раскиданными по его сочинениям, но, очевидно, не слишком надеялся на свои знания), он поместил в «Северной пчеле» объявление о том, что ищет попутчика с долею расходов на экипаж и прочее.
И вот как-то ночью, в четвертом часу, Козьма Петрович Прутков был поднят с постели своим слугой, объявившим ему, что четверо каких-то господ требуют его превосходительство для сообщения ему важнейшего известия. Возможно, они из самого дворца, поскольку двое из них – в придворных мундирах.
Козьма Петрович так спешил, что как был в фуляровом колпаке, так и появился в прихожей своей казенной квартиры, лишь накинув халат. При свете свечи, которую держал слуга, он и в самом деле разглядел золотое шитье мундиров и еще два щегольских фрака. Все четверо были молоды и красивы. Один из них представился графом Толстым, остальные по очереди склоняли головы и, щелкая каблуками, произносили:
– Жемчужников.
– Жемчужников.
– Жемчужников.
Расчетливый путешественник не без основания решил, что они братья, и что-то знакомое забрезжило в его сонной голове.
– Чему обязан, ваше сиятельство, господа?
– Скажите, пожалуйста, ваше превосходительство, – спросил один из них, – не ваше ли это объявление в третьеводнишнем нумере «Северной пчелы»? О попутчике-с?
– Мое…
– Ну так вот, ваше превосходительство… Мы приехали, чтобы известить вас, что ехать с вами в Париж мы никак не можем…
Молодые люди откланялись и вышли.
Нетрудно представить себе негодование, охватившее Козьму Петровича. Он понял, что стал жертвой, как тогда говорили, практического шутовства. Остаток ночи он ворочался в постели, обдумывая, как немедля же, поутру, доложит по начальству об этой оскорбительной шутке, и додумался даже до жалобы на высочайшее имя.
Но утром природное благоразумие все-таки взяло верх над ночными скоропалительными решениями. Он, наконец, вспомнил, что граф Алексей Константинович Толстой считается другом наследника престола. И по своему придворному званию, согласно табели о рангах, как и Козьма Петрович, принадлежит к числу особ первых четырех классов. Старший из братьев Жемчужниковых, Алексей Михайлович, – камер-юнкер и служит в государственной канцелярии, младших – Александра и Владимира Михайловичей ждет блестящая карьера хотя бы потому, что отец их – тайный советник, сенатор, бывший гражданский губернатор Санкт-Петербурга…
В тот же день к вечеру Козьма Петрович снова увидел у себя ночных знакомцев, явившихся с извинениями. Они были так любезны и столь мило шутили, что Прутков сменил гнев на милость. Оказалось, что вчера они были допоздна на придворном балу, чем и объяснялся костюм двоих из них. Идея же шутки принадлежала Александру Жемчужникову, случайно заглянувшему на страницы «Северной пчелы».
Козьма Петрович распространил свою милость так далеко, что прочел гостям некоторые из своих стихов, чем привел их в неописуемый восторг. Они долго убеждали его, что, не публикуя своих произведений, он зарывает талант в землю.
В дальнейшем дружба Козьмы Петровича Пруткова, Алексея Константиновича Толстого и Жемчужниковых, двоюродных братьев последнего, стала настолько тесной, что в позднейших литературоведческих трудах было уже принято говорить о «прутковском кружке».
Читающая публика имя Козьмы Пруткова впервые узнала в 1854 году, благодаря «Литературному ералашу» – юмористическому приложению к журналу «Современник». Здесь были опубликованы «Досуги Козьмы Пруткова». И это была значительная часть его сочинений, составившая позднее чуть ли не половину всего его творческого наследия. В предисловии к читающей публике он писал: «Читатель, вот мои «Досуги»… Суди беспристрастно! Это только частица написанного. Я пишу с детства. У меня много неконченного. Издаю пока отрывок. Ты спросишь: зачем? Отвечаю: я хочу славы, слава тешит человека. Слава, говорят, «дым»; это неправда. Я этому не верю!
Я поэт, поэт даровитый! Я в этом убедился, читая других: если они поэты, так и я тож. Суди, говорю, сам. Да суди беспристрастно. Я ищу справедливости, снисхождения не надо, я не прошу снисхождения!..
Читатель, до свидания! Коли эти сочинения понравятся, прочтешь и другие. Запас у меня велик, материалов много; нужен только зодчий, нужен архитектор; я хороший архитектор!
Читатель прощай! Смотри же читай со вниманием, да не поминай лихом!
Твой доброжелатель – Козьма Прутков».
После «Досугов» Козьма Прутков умолк. Лишь через пять лет в журнале «Современник» появилось небольшое дополнение к «Досугам» под названием «Пух и перья. К Досугам Козьмы Пруткова». И в том же 1860-м году в четырех номерах сатирического журнала «Искра» были напечатаны «Мысли и афоризмы», а также анекдоты «Из записок моего деда». А заключительная публикация Козьмы Пруткова вышла в 1863 году в последнем, девятом номере «Свистка».
Владимир Жемчужников в своих заметках так раскрыл характер раннего Пруткова: «Нравственный и умственный образ Козьмы Пруткова создался, как говорит мой брат, не вдруг, а постепенно, как бы сам собою, и лишь потом дополнялся и дорисовывался нами сознательно. Кое-что из вошедшего в творения Козьмы Пруткова было написано даже ранее представления нами, в своих головах, единого творца литератора, типического, самодовольного, тупого, добродушного и благонамеренного».
Алексей Жемчужников по этому поводу вспоминал: «Все мы были молоды, и настроение кружка, при котором возникли творения Пруткова, было веселое, но с примесью сатирически-критического отношения к современным литературным явлениям и к явлениям современной жизни. Мы богато одарили Пруткова такими свойствами, которые делали его ненужным для того времени человеком, и беспощадно отобрали у него такие свойства, которые могли его сделать хотя несколько полезным для своей эпохи. Отсутствие одних и присутствие других из этих свойств – равно комичны; и честь понимания этого комизма принадлежит нам».
Часть 1
Родился Козьма Петрович Прутков на Севере России. В этих местах в XIV веке на реке Вычегде была основана крепость. Прошло сто лет, и там появился городок Усольск. Позднее его переименовали в Сольвычегодск (соль на Вычегде). Это и есть родина Козьмы Пруткова.
Город Сольвычегодск
В те времена Сольвычегодск представлял собой настоящий «медвежий угол». Даже не верится, что там жили когда-то дворянские семьи, что были у них усадьбы. Скорее, это вымысел опекунов Пруткова, которые придумали ради шутки его образ. А выбрали местом его рождения глухую по тем временам провинцию.
Тем не менее, появился на свет Козьма 11 апреля 1801 года. Во всяком случае, он сам так считал. А вот его опекуны называли другую дату: 11 апреля 1803 года. До нашего времени точно установить, какая дата самая верная, пока не удалось. Если считать по Пруткову, то в 2023 году ему исполнилось бы 222 года. А по расчетам опекунов, — всего 220. В этом смысле, Козьме Петровичу очень повезло. Его юбилеи можно отмечать дважды: сначала по версии самого Козьмы, а через два года и по дате опекунов. Согласитесь, не каждому так везет после смерти.
Здание библиотеки, где расположена литературная усадьба Козьмы Пруткова.
Официальная биография нашего героя, которая была составлена выше названными опекунами, была опубликована после его смерти. В ней сказано, что «родился всенародно любимый лирик, философ, острослов, тонкой души человек в начале XIX века. Появился на свет он в деревне Тентелевой Сольвычегодского уезда, входившего тогда в Вологодскую губернию (теперь это Архангельская область).
Происхождение имел из незнатного, но весьма замечательного дворянского рода. Дед его, отставной премьер-майор и кавалер Федот Кузьмич Прутков, оставил после себя знаменитые «Гисторические материалы», которые, при всей их старомодности и неуклюжести слога, обладают несомненными достоинствами, содержат глубокие и остроумные мысли. Уже зрелым литератором, Козьма Прутков опубликовал их, предпослав сообщением о том, что весь его род занимался литературою.
Музей Козьмы Пруткова в его литературной усадьбе.
Причастен к сочинительству был и отец писателя — Петр Федотыч Прутков, создавший оперетту «Черепослов, сиречь Френолог». Ее веселость, живость, острота, по словам Козьмы Петровича, были одобрены такими крупными поэтами, как Державин, Херасков, Шишков, Дмитриев и Хмельницкий. А Сумароков даже составил на нее эпиграмму.
При крещении будущую знаменитость нарекли Кузьмой, но впоследствии сам он переименовал себя в Козьму и даже в Косьму, чем подтвердил еще один собственный афоризм о том, что «всякая вещь есть форма проявления беспредельного разнообразия». Что же касается способа писания им своего имени, то оно писалось как и у известных знаменитостей: Косьмы и Дамиана, Косьмы Минина, Косьмы Медичи и им подобных.
Образование Козьма Прутков получил домашнее. Науки он осваивал с помощью приходского священника Иоанна Пролептова. За выполненные упражнения на счетах получил отметку «смело-отчетливо», а по русской словесности — «назидательно-препохвально». Вероятно, это и предопределило в дальнейшем успех Пруткова на избранной им стезе.
Не раз говорилось, что он помечал свои сочинения 11-м числом апреля или иного месяца. Таким образом, он отмечал не день своего рождения, а свое необычное сновидение, которое случилось 11 числа и имело затем большое влияние на всю его жизнь.
В музее Козьмы Пруткова.
В 1820 году Козьма вступил в военную службу, только для мундира. И пробыл на ней всего два года с небольшим, в гусарах. «Если хочешь быть красивым, поступи в гусары», — замечал он. Во время службы приснился ему вышеупомянутый сон. В ночь с 10 на 11 апреля 1823 года, вернувшись поздно домой с товарищеской попойки, он прилег на койку. В этот момент он увидел перед собой голого бригадного генерала, в эполетах, который, подняв его с койки за руку и не дав ему одеться, повел его молча по каким-то длинным и темным коридорам, на вершину высокой и остроконечной горы. Там стал вынимать перед ним из древнего склепа разные драгоценные материи, показывая их ему одну за другою и даже прикидывая некоторые из них к его продрогшему телу. И вдруг от прикосновения к нему самой дорогой из этих материй он ощутил во всем теле сильный электрический удар, от которого проснулся в испарине.
Часто рассказывая об этом сновидении впоследствии, Козьма всегда приходил в большое волнение и заканчивал свой рассказ громким возгласом: «В то же утро, едва проснувшись, я решил оставить полк и подал в отставку. А когда вышла отставка, я тотчас определился на службу по министерству финансов, в Пробирную Палатку, где и останусь навсегда!»
На 25-м году жизни Козьма соединил судьбу свою с судьбой Антониды Платоновны Проклеветантовой, от коей имел множество детей. В живых, правда, осталось 4 дочери и 6 сыновей.
Литературным творчеством Козьма Петрович серьезно занялся уже в зрелом возрасте, находясь на госслужбе в должности директора Пробирной Палатки. Он слыл уже человеком, обогащенным опытом семейной и супружеской жизни. Конечно же, к этому времени он явно превосходил духовно свою супругу, что хорошо чувствуется в одном из его сочинений того времени:
Супруга мне сказала: «Досуга Я с вами не имею. Да-с!» — И тряпочкой отерла досуха Жбан с кислой надписею: «Квас». Вскипела в сердце кровь бурунами: — Я с вами б разделил досуг, Когда бы лира всеми струнами Моих не связывала рук! Мои «Досуги» в быстротечности Оставят память потому, Что их повертываю к Вечности — Не к жбану бренному сему!
Семья Пруткова жила тогда Петербурге в большой казенной восемнадцатикомнатной квартире. Там же находилась и Пробирная Палатка Горного департамента министерства финансов.
Свои успехи на службе Прутков объяснял так: «Мой ум и несомненные дарования, подкрепляемые беспредельною благонамеренностью, составляли мою протекцию». Многие отмечали безукоризненное управление им Пробирной Палаткой. Подчиненные любили его, но боялись, поскольку был он справедлив, но строг.
Дворик Козьмы Пруткова в его литературной усадьбе.
Тут я сделаю небольшое пояснение. Пробирное дело в России было заведено еще в допетровскую эпоху. Однако настоящие пробы (определение примесей в драгоценных металлах и нанесение специальных знаков на изделия из них) были введены указом Петра I от 13 февраля 1700 года. За наложение клейм взималась пробирная пошлина. Этим, а также пробирным надзором и была занята Пробирная Палатка. В этой связи следует отметить, что в пробирном деле прямым предшественником Козьмы Петровича считается сам Архимед.
Прутков был очень доволен своею службою. Лишь в период подготовления реформ он немного растерялся. Сначала ему казалось, что из-под него уходит почва, и он стал роптать, беспокоясь о рановременности всяких реформ и о том, что он «враг всех так называемых вопросов!». Однако потом, когда неизбежность реформ сделалась несомненною, он сам старался отличиться преобразовательными проектами и сильно негодовал, когда его проекты браковали по их очевидной несостоятельности.
Он объяснял это завистью, неуважением опыта и заслуг и стал впадать в уныние, даже приходил в отчаяние. Вскоре, однако, он успокоился, почувствовал вокруг себя прежнюю атмосферу, а под собою – прежнюю почву. Он снова стал писать проекты, но уже стеснительного направления, и они принимались с одобрением. Особенное внимание начальников Пруткова привлек его проект о сокращении переписки, а, следовательно, об экономии бумаги, и записки о сокращении штатов, что поселило у начальства мнение о замечательных его дарованиях как человека государственного. Это дало ему основание возвратиться к прежнему самодовольству и ожидать значительного повышения по службе. Внезапный нервный удар, постигший его в директорском кабинете Пробирной Палатки, при самом отправлении службы, положил предел этим надеждам, прекратив его славные дни.
Скульптуры во дворике Козьмы Пруткова.
Поступил в Пробирную Палатку Козьма Петрович в 1823 году, в ней он трудился до самой смерти, то есть до 13 января 1863 года. Здесь он удостоился всех гражданских чинов, вплоть до действительного статского советника и должности директора этой Пробирной Палатки, получил орден святого Станислава 1-й степени, который всегда прельщал его.
После смерти Козьмы Пруткова при ревизии Пробирной Палатки, в делах последней был найден текст, явно принадлежавший его руке.
Этот текст был такого содержания:
Вот час последних сил упадка От органических причин… Прости, Пробирная Палатка, Где я снискал высокий чин, Но музы не отверг объятий Среди мне вверенных занятий! Мне до могилы два-три шага… Прости, мой стих! и ты, перо! И ты, о писчая бумага, На коей сеял я добро! Уж я потухшая лампадка Иль опрокинутая лодка! Вот, все пришли… Друзья, бог помочь!. Стоят гишпанцы, греки вкруг… Вот юнкер Шмидт… Принес Пахомыч На гроб мне незабудок пук… Зовет Кондуктор… Ах!..
К этому тексту позднее было дано пояснение:
«Сослуживцы и подчиненные покойного, допрошенные господином ревизором порознь единогласно показали, что стихотворение сие написано им, вероятно, в тот самый день и даже перед самым тем мгновением, когда все чиновники Палатки были внезапно, в присутственные часы, потрясены и испуганы громким воплем «Ах!», раздавшимся из директорского кабинета. Они бросились в этот кабинет и усмотрели там своего директора, Козьму Петровича Пруткова, недвижимым, в кресле перед письменным столом. Они бережно вынесли его в этом же кресле, сначала в приемный зал, а потом в его казенную квартиру, где он мирно скончался через три дня.
Господин ревизор признал эти показания достойными полного доверия по следующим соображениям;
1) почерк найденной рукописи сего стихотворения во всем схож с тем несомненным почерком усопшего, коим он писал свои собственноручные доклады по секретным делам и многочисленные административные проекты;
2) содержание стихотворения вполне соответствует объясненному чиновниками обстоятельству, и
3) две последние строфы сего стихотворения писаны весьма нетвердым, дрожащим почерком, с явным, но тщетным усилием соблюсти прямизну строк; а последнее слово: «Ах!» даже не написано, а как бы вычерчено густо и быстро, в последнем порыве улетающей жизни. Вслед за этим словом имеется на бумаге большое чернильное пятно, происшедшее явно от пера, выпавшего из руки. На основании всего вышеизложенного господин ревизор, с разрешения министра финансов, оставил это дело без дальнейших последствий, ограничившись извлечением найденного стихотворения из секретной переписки директора Пробирной Палатки и передачею оного совершенно частно, через сослуживцев покойного Козьмы Пруткова, ближайшим его сотрудникам. Благодаря такой счастливой случайности это предсмертное знаменательное стихотворение Козьмы Пруткова делается в настоящее время достоянием отечественной публики. Уже в последних двух стихах 2-й строфы, несомненно, выказывается предсмертное замешательство мыслей и слуха покойного; а читая третью строфу, мы как бы присутствуем лично при прощании поэта с творениями его музы. Словом, в этом стихотворении отпечатлелись все подробности любопытного перехода Козьмы Пруткова в иной мир, прямо с должности директора Пробирной Палатки.
А в «завещании» Козьмы Пруткова можно было прочесть:
«Я… в особенности дорожил отзывами о моих сочинениях приятелей моих: графа Алексея Константиновича Толстого и двоюродных его братьев Алексея, Александра и Владимира Жемчужниковых. Под их непосредственным влиянием и руководством развился, возмужал, окреп и усовершенствовался тот громадный литературный талант мой, который прославил имя Пруткова и поразил мир своею необыкновенною разнообразностью…
Благодарность и строгая справедливость всегда свойственны характеру человека великого и благородного, а потому смело скажу, что эти чувства внушили мне мысль обязать моим духовным завещанием вышепоименованных лиц издать полное собрание моих сочинений, на собственный их счет, и тем навсегда связать их малоизвестные имена с громким и известным именем Козьмы Пруткова», — конец цитаты. Создатели мифического образа директора Пробирной Палатки называли себя приятелями, друзьями, клевретами, опекунами, приближенными советниками, представителями Козьмы Пруткова. Иногда даже присваивали себе такой титул: «Лица, создавшие и разработавшие литературную личность Козьмы Пруткова». Все это является верным. Мы бы никогда не узнали об этой необычной личности, если бы они не приложили к этому свою руку.
Благовещенский собор города Сольвычегодска.
Благодаря творческой фантазии братьев Жемчужниковых и Алексея Толстого родиной Козьмы Пруткова стал город Сольвычегодск. Он расположен в Архангельской области на берегу реки Вычегда. Когда-то он был известен Строгановскими солеварнями и иконописью.
Во времена Пруткова город этот находился «у черта на куличках». Это была самая что ни наесть северная глубинка. Сольвычегодск буквально вырос на соли, примостившись еще в XIV веке к Соляному озеру. Поначалу это поселение именовали Усольем, а уже позже его называли городом Усольском.
В начале XVI века солепромышленники Строгановы основали близ Усольска первые соляные варницы. Стараниями Строгоновых город расширил свои границы, вплоть до реки Вычегда. И стал уже называться Сольвычегодском, получив славу столицы богатейших купцов Строгановых.
Хоромы Строгановых в Сольвычегодске.
Эти купцы жертвовали значительные средства на нужды российского государства. А знаменитый поход Ермака в Сибирь тоже был организован на их деньги. Благодаря им, в городе были построены соборы и церкви, появилось собрание редких книг и икон, созданы художественные промыслы. Начиная с XVII века, Сольвычегодск был местом развития русского лицевого шитья, чеканки и филиграни. Здесь же со временем сформировалась самобытная школа живописной усольской эмали.
Но в XIX веке Сольвычегодск потерял свою былую славу доходного солеварения. Произошло это в связи с недостатком «варничных» мастеров для «вари» «белого золота». Не хватало рабочих рук для добычи и вывоза соли в окрестные города. Строгановские солеварни постепенно закрылись. Зато, по замыслу опекунов, Сольвычегодск явил миру известного сочинителя, лирика, философа, острослова Козьму Пруткова. И городок к XXI веку приобрел известность, как место появления на свет фигуры, ставшей выдающейся литературной мистификацией.
В 2004 году на базе городской библиотеки Сольвычегодска, благодаря стараниями почитателей таланта даровитого поэта, появилась литературная усадьба Козьмы Пруткова.
Надо отметить, что библиотека-усадьба Козьмы Пруткова расположена в исторической части города, в доме, построенном в XIX веке купцами Хаминовыми. А переехала библиотека в это здание лишь в 1982 году. До этого в нем располагались военкоматы, школа для глухонемых, детский дом и детский сад.
Известно, что Сольвычегодская земская публичная библиотека была открыта 7 марта 1890 года по распоряжению Сольвычегодского уездного земства. В 1925 году она стала частью районной избы-читальни и выполняла функции публичной библиотеки.
Статус литературной усадьбы Козьмы Пруткова был присвоен городской библиотеке в 2004 году. В настоящее время усадьба включает в себя детскую и взрослую библиотеки, театральную студию «Мозаика», дворик Козьмы Пруткова и музей его имени.
Я связался с сотрудниками Сольвычегодской библиотеки Людмилой Тамиловой и Ольгой Корняковой. Они рассказали мне много интересного об истории создания в их городе такого необычного арт-объекта.
Сотрудницы Сольвычегодской библиотеки Ольга Корнякова и Людмила Тамилова.
Вспоминая свое появление на свет, Козьма Прутков в материалах для своей биографии пишет: «В просторном деревянном с мезонином доме владельца деревни Тентелевой, что близ Сольвычегодска, впервые раздался крик здорового новорожденного младенца мужского пола; крик этот принадлежал мне, а дом моим родителям», — конец цитаты. Поэтому в очень уютном просторном холле Сольвычегодской библиотеки и сегодня можно увидеть люльку, в которой младенцем лежал будущий писатель. Здесь же есть множество его изображений, выставка его книг. В литературной гостиной библиотеки проводятся костюмированные вечера, театрализованные экскурсии, литературные встречи.
В 2007 году здесь был открыт музей имени Козьмы Пруткова, в коллекцию которого вошли творческие работы народных мастеров и почитателей таланта поэта. Каждая работа передает особый взгляд мастера на произведения писателя. Со временем коллекция музея стала пополняться и «личными» вещами Козьмы Пруткова, которые бережно сохранили старожилы этих мест.
Фестиваль Козьмы Пруткова.
Во дворе библиотеки установлены деревянные скульптуры. Они созданы участниками конкурса на лучшее воплощение в скульптуре афоризмов Козьмы Пруткова. Некоторые работы вызывают не просто улыбку, а восхищение своей изобретательностью и добрый смех у посетителей.
Часть 2
Сочинитель Козьма Прутков, безусловно, был счастливым человеком, если рассуждать с позиции нынешнего времени. Его карьерный рост, его директорство в Пробирной Палатке, его многодетность и, наконец, его литературные опыты давали ему ощущение полноты жизни, его успешности в ней. Это сейчас называется: жизнь сложилась.
Пребывая на госслужбе, он мог щекотать свое самолюбие наличием у него поэтического дара. А сочиняя басни, проекты и афоризмы, совсем не сомневаться в своей мудрости и нерушимости собственного благополучия. Он, можно сказать, был по-настоящему обласкан судьбой. Вполне соответствовал сути своего бессмертного высказывания: если хочешь быть счастливым – будь им! В отличие от того же Чацкого, постоянно испытывавшего горе от ума, Прутков был абсолютно счастлив от своей глупости. Здесь, как говорится, каждому свое.
Известно, что служебные успехи и семейное благополучие истинного представителя своего времени Козьмы Пруткова были определенно значимы для него и для окружающих. Однако они не смогли доставить ему даже сотой доли той славы, какую он приобрел своею литературною деятельностью. Между тем, он отдал государственной службе, учитывая гусарство, более сорока лет, а на литературном поприще гласно творил всего пять лет.
Совершая свои первые шаги в сочинительстве, Козьма Петрович даже и не собирался заниматься этим делом с полной отдачей. Он всего лишь шел навстречу уговорам своих новых знакомых. К тому же, ему было приятно каждый раз убеждаться в его новых творческих достижениях. И все же он не стремился, не желал прослыть литератором. Ровно по этой причине он с самого начала скрывал свое имя от публики. А первое свое произведение, комедию «Фантазия», он выдал на афише за сочинение каких-то «Y и Z». Его басни выходили поначалу вообще инкогнито.
И все же слава к Козьме Пруткову пришла так быстро, что в первый же год своей гласной литературной деятельности он уже занялся приготовлением отдельного издания своих сочинений с портретом. Для этого были тогда приглашены им трое художников, которые нарисовали и перенесли на камень его портрет, отпечатанный в литографии Тюлина. Но тогдашняя цензура не разрешила публикации этого портрета, а вследствие этого не состоялось и все издание.
Скульптура Козьмы Пруткова.
После шестилетнего перерыва публикации Пруткова возобновились. И последним его сочинением стал «Проект о введении единомыслия в России». Его, несомненно, можно отнести к числу «выдающихся текстов», имеющих большое значение для последующих поколений.
В нем Козьма Петрович попытался найти ответ на вопрос, который являлся актуальным для человечества во все времена. Ведь если серьезно задуматься, то различие мнений в обществе необходимо учитывать, так как в спорах все же рождается истина. Однако это нередко ослабляет сложившееся вокруг единство. А для того, чтобы сплотить всех вокруг одной цели и добиться полного единения мнений, нужны кое-какие охранительные меры. Но тогда может пострадать каждое независимое творческое начало.
Вот и возникает дилемма. Как тогда совместить интересы государства с правами и интересами граждан? Человечество разными способами пыталось найти верный путь. Не прошел мимо этой проблемы и наш мыслитель Козьма Прутков. Он предложил свой рецепт.
Крестьянская реформа 1861 года вызвала в нем, мягко сказать, не только возмущение. Он считал себя стороной пострадавшей, по крайней мере, морально. Выразить открыто свое несогласие, являясь человеком благонамеренным и законопослушным, он не мог. Ведь это же был правительственный акт! И тогда Козьма Петрович решил взять реванш, используя свой дар мыслителя. Он представил вышестоящему начальству свой неординарный, но вполне лояльный, подход.
Он четко и определенно задался вопросом: «Да разве может быть собственное мнение у людей, не удостоенных доверием начальства?! Откуда оно возьмется? На чем основано?» И далее твердо утверждает, что различия во взглядах и убеждениях вредны. Всегда.
Улица Алексея Толстого в селе Красный Рог.
Тут, опасаясь, что я что-то неверно могу сказать, хочу представить этот текст Козьмы Пруткова почти полностью.
О введении единомыслия в России
«Всякому русскому дворянину свойственно желать не ошибаться; но, чтоб удовлетворить это желание, надо иметь материал для мнения. Где ж этот материал? Единственным материалом может быть только мнение начальства. Иначе нет ручательства, что мнение безошибочно. Но как узнать мнение начальства? Нам скажут: оно видно из принимаемых мер. Это правда… Гм! нет! Это неправда!..
Правительство нередко таит свои цели из-за высших государственных соображений, недоступных пониманию большинства. Оно нередко достигает результата рядом косвенных мер, которые могут, по-видимому, противоречить одна другой, будто бы не иметь связи между собою. Но это лишь кажется! Они всегда взаимно соединены секретными шолнерами единой государственной идеи, единого государственного плана; и план этот поразил бы ум своею громадностью и своими последствиями! Он открывается в неотвратимых результатах истории.
Как же подданному знать мнение правительства, пока не наступила история? Как ему обсуждать правительственные мероприятия, не владея ключом их взаимной связи? – «Не по частям водочерпательщицы, но по совокупности ее частей суди об ее достоинствах». Это я сказал еще в 1842 году и доселе верю в справедливость этого замечания.
Где подданному уразуметь все эти причины, поводы, соображения; разные виды, с одной стороны, и усмотрения, с другой?! Никогда не понять ему их, если само правительство не даст ему благодетельных указаний. В этом мы убеждаемся ежедневно, ежечасно, скажу: ежеминутно.
Вот почему иные люди, даже вполне благонамеренные, сбиваются иногда злонамеренными толкованиями; у них нет сведений: какое мнение справедливо? Они не знают: какого мнения надо держаться?
Не могу пройти молчанием, что многие признаны злонамеренными единственно потому, что им не было известно: какое мнение угодно высшему начальству? Положение этих людей невыразимо тягостное, даже смело скажу: невыносимое!
Церковь в селе Красный Рог.
Заключение.
На основании всего вышеизложенного и принимая во внимание: с одной стороны, необходимость, особенно в нашем пространном отечестве, установления единообразной точки зрения на все общественные потребности и мероприятия правительства; с другой же стороны – невозможность достижения сей цели без дарования подданным надежного руководства к составлению мнений – не скрою, что целесообразнейшим для сего средством было бы учреждение такого официального повременного издания, которое давало бы руководительные взгляды на каждый предмет.
Этот правительственный орган, будучи поддержан достаточным, полицейским и административным содействием властей, был бы для общественного мнения необходимою и надежною звездою, маяком, вехою. Пагубная наклонность человеческого разума обсуждать все происходящее на земном круге была бы обуздана и направлена к исключительному служению указанным целям и видам. Установилось бы одно господствующее мнение по всем событиям и вопросам.
Можно бы даже противодействовать развивающейся наклонности возбуждать «вопросы» по делам общественной и государственной жизни; ибо к чему они ведут? Истинный патриот должен быть враг всех так называемых «вопросов»!
С учреждением такого руководительного правительственного издания даже злонамеренные люди, если б они дерзнули быть иногда несогласными с указанным «господствующим» мнением, естественно, будут остерегаться противоречить оному, дабы не подпасть подозрению и наказанию. Можно даже ручаться, что каждый, желая спокойствия своим детям и родственникам, будет и им внушать уважение к «господствующему» мнению. И, таким образом, благодетельные последствия предлагаемой меры отразятся не только на современниках, но даже на самом отдаленном потомстве» — конец цитаты.
Надо заметить, что последние, наиболее злободневные произведения Козьмы Пруткова «Проект о введении единомыслия в России» и комедия «Торжество земледелия» не были опубликованы при его жизни. По понятным причинам. «Проект» оказался под запретом, а комедия ждала своего часа еще сто лет.
В Брянске когда-то был литературный музей. В нем существовал даже целый раздел, посвященный Козьме Пруткову. Я все собирался побывать там. И вдруг случилась беда – музей сгорел. Позже выяснилось, что некоторые экспонаты удалось спасти, и их передали в Брянский краеведческий музей. Я позвонил туда, и мне посоветовали съездить в село Красный Рог, где располагается Литературно-мемориальный музей писателя Алексея Толстого. Там тоже есть раздел, посвященный Козьме Пруткову и его опекунам.
Поселение, возникшее в первой половине XVII века в верховье реки Рог, поначалу называлось Вышним Рогом, а позднее — Красным Рогом, что значит — красивым. Еще с начала XVII столетия это село входило в состав Малороссии, а по реке Рог проходила южная граница Московского государства.
Это старинное село располагалось на самом краю бывшей Черниговской губернии. Оно было окружено глухими лесами. Впервые оно упоминается как владение украинских гетманов. Дворянская усадьба в Красном Роге была основана во второй половине XVIII века последним гетманом Малороссии, прадедом Алексея Толстого графом Кириллом Разумовским.
Дом Алексея Толстого в Красном Роге.
Писатель Алексей Толстой с юных лет бывал в Красном Роге. И затем, куда бы ни забрасывала его судьба, он всегда стремился вернуться в полюбившиеся ему места. А после того, как он ушел с государственной службы, окончательно поселился в этом имении. Оно стало его творческой колыбелью. Здесь он написал многие свои выдающиеся произведения.
Я по-настоящему осознал прелесть этих мест, только побывав здесь год назад. Прогулявшись в окрестностях имения, начинаешь по-настоящему понимать, почему так сюда тянуло Толстого. Места эти прекрасны в любое время года.
Писатель, приглашая к себе в гости Якова Полонского, писал: «Если бы Вы знали, какое это великолепие летом и осенью: леса кругом на 50 верст и более, лога и лощины такие красивые, каких я нигде не видел, а осенью… не выезжаешь из золота и пурпура… До того торжественно, что слезы навертываются на глаза».
У Алексея Толстого в усадьбе имелась обширная библиотека, существовала художественная галерея. Здесь его навещали Яков Полонский, Афанасий Фет, Иван Тургенев.
Памятник Алексею Толстому в его усадьбе.
В 1875 году Алексей Константинович Толстой, страдавший от сильных головных болей, умер в Красном Роге. Он «пожелал, чтобы его похоронили здесь в дубовом гробу. Но когда привезли заказанный в Брянске гроб, оказалось, что он мал для его богатырского тела. Наскоро сколотили сосновый, и краснорогские мужики понесли его хоронить на сельское кладбище, что приютилось возле Успенской церкви, которая и поныне стоит у оживленного шоссе, ведущего в Брянск». Здесь же рядом была позже похоронена его жена Софья Андреевна Толстая.
Дом писателя в Красном Роге в годы войны сгорел. А литературно-мемориальный музей Алексея Толстого был открыт 3 сентября 1967 года в сохранившемся флигеле усадьбы. В 1972 году рядом с ним был установлен бюст поэта. Экспозиция музея состояла из вещей, которые были собраны в окрестностях, у местных жителей. Это личные вещи поэта, предметы быта его эпохи, копии портретов его знакомых, старинные книги.
Еще в 60-е годы прошлого столетия брянский архитектор Василий Городков подготовил проект воссоздания главного дома усадьбы в Красном Роге. Однако реализовать его удалось лишь в период с 1988 по 1993 годы. Тогда был заново построен дом писателя. Впоследствии финансовую поддержку музею оказало Министерство культуры России. Для воссоздания оригинального интерьера музея-усадьбы из частных коллекций была выкуплена часть предметов интерьера XIX века. Доподлинно не было известно, как был обставлен дом писателя при его жизни, поэтому работники музея попытались создать в нем типичный облик дворянской усадьбы.
Со времени создания музея Алексея Толстого в Красном Роге в каждое последнее воскресенье августа ежегодно проводится день поэзии «Серебряная лира».
Сотрудница литературно-мемориального музея писателя Алексея Толстого Светлана Булак познакомила меня с его экспозицией и ответила на мои вопросы.
Светлана Булак
Алексей Толстой вошел в историю русской литературы как поэт, прозаик и драматург. Родился он в Санкт-Петербурге 5 сентября 1817 года. Его отец Константин Толстой служил советником в Государственном ассигнационном банке. Происхождение он имел из старинного дворянского рода: его родным братом был художник Федор Толстой, а дальним родственником — писатель Лев Толстой.
Мать будущего писателя, Анна Перовская, была внебрачной дочерью государственного деятеля Алексея Разумовского. Брак Толстых распался, когда их сыну исполнилось полтора месяца. Анна покинула тогда мужа и уехала в имение в Черниговской губернии. Туда с ней отправился и ее брат писатель Алексей Перовский.
Все детство Алексея Толстого прошло в Малороссии. После развода отец не виделся с ним. Воспитывал его дядя, который всячески поощрял любовь своего племянника к искусству и словесности.
В шесть лет Толстой писал и говорил на немецком, английском и французском языках. Уже тогда он увлекся поэзией и так вспоминал об этом: «С шестилетнего возраста я начал марать бумагу и писать стихи — настолько поразили мое воображение некоторые произведения лучших поэтов, найденные мною в каком-то толстом, плохо отпечатанном сборнике в обложке грязновато-красного цвета».
В 1826 году Алексей Перовский с сестрой и племянником переезжает в Санкт-Петербург. В то время он был хорошо знаком с поэтом Василием Жуковским, наставником цесаревича. И Василий Жуковский представил наследнику престола юного Алексея Толстого. Они тогда подружились и затем надолго сохранили добрые отношения.
Вскоре Алексей вместе с матерью и дядей отправился в Европу. Здесь он побывал в Дрездене, осматривал памятники архитектуры. А в Веймаре Алексей Толстой вместе с дядей побывал у писателя Иоганна Гете. Через некоторое время побывали они и в Италии, где четырнадцатилетний Толстой познакомился с живописцем Карлом Брюлловым.
Вот так с раннего детства формировались эстетические вкусы Алексея, который с большим интересом изучал европейское искусство. Однако большая часть его творчества все же связана с русской историей. А в годы своей молодости он способствовал появлению на свет уникальной литературной маски.
Вместе с братьями Жемчужниковыми он создал одну из самых известных литературных мистификаций — вымышленного писателя Козьму Пруткова, чьи афоризмы у многих на слуху и в наше время.
В литературно-мемориальном музее писателя Алексея Толстого в Красном Роге есть экспозиция, посвященная творчеству Козьмы Пруткова и его опекунам. Вместе с сотрудницей музея Светланой Булак мы входим в так называемый прутковский зал.
Исследователи творчества Козьмы Пруткова подсчитали, что за ним числится 38 разного рода сочинений. Примерно, половина из них принадлежит перу Владимира Жемчужникова, одна пятая – написана Алексеем Жемчужниковым, 16 процентов из общего числа – это творения поэта Алексея Толстого, а 13 процентов – принадлежит Александру Жемчужникову.
Таким образом, самым плодовитым среди опекунов Козьмы Пруткова является Владимир Жемчужников. Он же стал и главным организатором прутковских публикаций, от журнальных подборок до издания его полного собрания сочинений.
Часть 3
Читая сочинения Козьмы Пруткова, невольно начинаешь чувствовать, какой-то подвох. Затем появляются всякие вопросы. Вдруг замечаешь, что одно не стыкуется с другим. По форме вроде бы все понятно, а по содержанию – нет. Иногда возникает ощущение какого-то диссонанса или сюра, как теперь иногда говорят. Но так же не должно быть?
Те, кому дорога истина, ныряют поглубже. Они пытаются понять то время, изучают некоторые подробности той эпохи. И, вдруг открывают целые пласты незнакомой истории, невиданных событий, неизвестных доселе имен. Картина начинает меняться, кое-что выглядит немного иначе, даже что-то становится яснее.
А ведь они еще не дошли до всей сути, так как время уже стерло отдельные детали происходившего тогда. И кто-то пытается понять: а тот мир был сложнее, нынешнего; тогда люди были умнее и благороднее, чем теперь; а рассуждения их выглядели примитивнее, наших? Надеюсь, ответы на эти вопросы каждый может дать сам.
Сочинитель Козьма Прутков был, как принято сейчас говорить, «продукт» своего времени. Он был услужлив, в меру деликатен и малообразован. Старался действовать по сложившемуся у него убеждению: «усердие все превозмогает». Эта была главная его идея и она была отражена под номером 84 в его выдающихся «Плодах раздумья».
Что же способствовало появлению в нем такого свойства? Наверное, долгое корпение над всем, что требует какого-либо казенного решения. По пути к заветной цели в голове у него постоянно билась мысль: «зри в корень». Действуй в «правильном» направлении.
Эти два важных постулата помогли ему добиться признания на службе и на творческом поприще. Позволили приобрести заметную славу еще «при жизни», а также некоторое сочувствие, интерес и даже поддержку отдельных поклонников. И хотя, все человеческое ему было чуждо, он из года в год продолжал наставлять на путь истинный все новые и новые поколения почитателей, преподнося им уроки его банальной житейской мудрости.
В своих знаменитых афоризмах он с напыщенной важностью провозглашает тривиальные глупости и вполне очевидные истины, но никто этому не удивляется и даже не спорит с ним. Для многих читателей он выглядит вполне убедительно, это сообразуется с их представлением об окружающем мире. Иногда в его устах звучит не совет или мудрое наставление, а самый настоящий призыв. Афоризм, понятный нам и почти не переводимый на иностранные языки: «Бди!» для кого-то воспринимается как команда: «Пли!»
Вообще наш герой стал уникальной фигурой. Он не был умным и все же с легкостью давал свои «мудрые советы» человечеству. Похоже, делал он это не зря. Труды его не пропали даром. О нем и в шутку и в всерьез писали многие выдающиеся современники. Неоднократно упоминал его имя в своих произведениях Федор Достоевский, а также Николай Чернышевский и Николай Добролюбов. Писатель Михаил Салтыков-Щедрин даже цитировал Пруткова и тоже придумывал афоризмы в прутковском стиле, создавал проекты и сочинял притчи. В шестидесятые годы XIX столетия незабвенного Козьму Пруткова нередко в своих письмах и произведениях упоминали Александр Герцен, Иван Тургенев, Апполон Григорьев, Иван Гончаров и многие другие.
Наравне с классиками, его даже печатали в учебниках и в хрестоматиях для чтения. Включали в список рекомендуемых авторов для изучения в школе. Может, потому многие его наставления все еще на слуху, их помнят до сих пор.
Не будучи поэтом, Прутков сочинял стихи, писал комедии. Многие читатели до сих пор не находят в них никакого подвоха. Он также смело называл себя историком, сообщая публике старые и глупые анекдоты. Не имея никакого образования и опыта, он предлагал начальству различные проекты усовершенствования государственного управления в стране. А самыми знаменитыми и, можно сказать, прославившими Пруткова на века, стали все-таки его наставления, мудрые мысли и афоризмы.
В эту «сокровищницу» прутковской мысли входят 160 основных и 102 дополнительных его афоризма. Часть из них была напечатана в «Современнике» в 1854 году, а часть — в «Искре» в 1860 году. Некоторые его изречения увидели свет только в собрании сочинений 1884 года.
Светлана Булак
Афоризм — это оригинальная законченная мысль, изречённая и записанная в лаконичной запоминающейся форме, которая впоследствии повторяется другими людьми. Среди известных создателей таких мудрых мыслей в прошлом были Блез Паскаль, Франсуа де Ларошфуко, Жан де Лабрюйер. К более поздним мудрецам такого рода можно отнести Оскара Уайльда, Бернарда Шоу, Уинстона Черчилля. Среди наших соотечественников в этом жанре отличились Фаина Раневская, Виктор Черномырдин, Владимир Жириновский.
Чем отличаются высказывания Козьмы Пруткова от афоризмов вышеназванных «мудрецов»? Козьма Петрович предстает перед нами, не как ученый, не как государственный деятель или обремененный жизненным опытом муж. Всем этим банальным житейским размышлениям предается всего на всего директор Пробирной Палатки, по сути, обычный чиновник, который выдает свои житейские высказывания за выдающиеся мысли.
В тоже время, он выглядит тонким наблюдателем, выражается очень образно, заставляет нас иногда смеяться над теми стереотипами и клише, которые он произносит. При этом он старается казаться очень серьезным, важным, солидным и многоопытным человеком. Что вызывает иногда улыбку и даже смех.
Виктор Наговицын
И выглядит он не таким уж и глупым. Иногда кажется его читателям даже интереснее, чем тот образ, который придумали для него опекуны. А они были очень умными и талантливыми людьми. В их руках Прутков во всю кричит, что он умен и талантлив, а при этом должен выглядеть глупым и тупым. Но получается, что он довольно остроумен и отнюдь не лишен творческих способностей. В его банальных житейских рассуждениях иногда присутствует здравый смысл:
Хоть моя команда и слабосильна, Зато в кармане моем обильно. Пусть умирают дураки, Были б целы тюфяки. Казначей, уж как ни верти, А все недостает сотен пяти.
И вот читая эти обыденные высказывания Пруткова, начинает казаться, что с течением времени внутри самого человека ничего не меняется. Достижения современной цивилизации, не делают нас в целом лучше. Тщеславие, корысть, чинопочитание живы, как и прежде. И приводят все к тем результатам. Мы с легкостью находим вокруг таких же столоначальников, которые напоминают нам незабвенного Пруткова. Получается, что выдуманный образ его никуда не делся? Он рядом с нами? Ну, может, немного изменился. Тот был чуть наивнее, добрее, искреннее. Не такой циник. Или мне это только кажется?
Людмила Воробьева
И все же Козьма Прутков — фигура парадоксальная. Можно даже сказать, что парадоксально все, что с ним связано, все, что вокруг него. Я попытался немного в этом разобраться. И помочь мне попросил сотрудников литературно-мемориального музея писателя Алексея Толстого в Красном Роге. Думаю, что научные сотрудники этого музея Светлана Булак, Светлана Гудзь и Виктор Наговицын немного больше, чем кто-то другой, погружены в ту атмосферу, в которой появился и существовал знаменитый литературный образ.
Однажды появившись на страницах журналов, Козьма Прутков продолжил свое триумфальное шествие. Чем больше проходило времени, тем труднее было вычеркнуть его имя из числа самых знаменитых литераторов прошлого.
Еще в 1853 году Владимир Жемчужников, по соглашению с Алексеем Толстым и Алексеем Жемчужниковым, приступил к редактированию произведений Пруткова. Тогда же для готовящегося собрания сочинений был литографирован портрет Козьмы Пруткова. Но издание тогда не было осуществлено.
В 1859 году была сделана новая попытка издать сочинения Козьмы Пруткова. Сохранилась даже наборная рукопись с цензурным разрешением. Но по неизвестным причинам и на этот раз осуществить издание не вышло. Поэтому работа по подготовке собрания сочинений продолжалась дальше. И, наконец, в январе 1884 года «Полное собрание сочинений Козьмы Пруткова с портретом и биографическими сведениями» вышло из типографии Михаила Стасюлевича тиражом в 600 экземпляров. По свидетельству современников, издание «через неделю после своего выхода исчезло из книжных лавок». «Успех, можно сказать, давно небывалый», – писал 30 марта 1884 года один из рецензентов газеты «Новое время». Поэтому уже на следующий год книга была переиздана тиражом в 2000 экземпляров. И до 1916 года сочинения Козьмы Пруткова переиздавались еще десять раз. Тираж 12-го издания составил уже шесть тысяч экземпляров.
Наиболее полно издавались сочинения Пруткова в советское время. А работы литературных критиков той поры стали уже новым этапом в изучении творчества известного литератора. Затем наступает 1991 год. Кардинально меняется политический режим и общественная жизнь в стране. Однако у Козьмы Петровича появляется уже свой персональный интернет-сайт: kozma.ru. И уже в 2010, а затем в 2011 годах издательство «Вита Нова» опять с успехом печатает «Собрания сочинений Козьмы Пруткова».
Надо отметить, что все это время продолжалось и развитие графического образа Козьмы Пруткова. После официального издания его портрета выходило множество интерпретаций и шаржей на оригинал. Развитие визуального образа Козьмы Пруткова продолжили авторы журнала «Сатирикон», которые в 1913 году выпустили к 50-летию со дня смерти поэта специальный номер с рисунками. А в 1961 году художник Николай Кузьмин для издания сборника Козьмы Пруткова нарисовал серию портретов и иллюстраций, связанных с его именем.
Целые эпохи уходят в прошлое, а вместе с ними и некоторые их герои, забываются их имена. А вот Козьма Прутков вновь является в мир очередным переизданием своих нетленных творений. Начинаешь задумываться, что это все могло бы значить? Ведь он же не классик, его вроде бы никогда даже и не было… Но он по-прежнему здесь и, как не странно, понятен новым поколениям. В его сочинениях звучат мысли и идеи, которые задевают струны человеческой души. Это ли не парадокс?
Конечно же, многие понимают, что творения Козьмы Пруткова были пародией на многое вокруг: на время, на нравы, на поступки обычных людей и чиновников. При этом нельзя не заметить, что пародии его все же добрые, правдивые, точные, блистательные. Они никого не обижают, не оскорбляют и не унижают. Они этически безупречны.
Судите сами:
Блестки во тьме Над плакучей ивой Утренняя зорька… А в душе тоскливо, И во рту так горько, Дворик постоялый На большой дороге; А в душе усталой Тайные тревоги. На озимом поле Псовая охота… А на сердце боли Больше отчего-то. В синеве небесной Пятнышка не видно… Почему ж мне тесно? Отчего ж мне стыдно? Вот я снова дома; Убрано роскошно… А в груди истома И как будто тошно! Свадебные брашна, Шутка-прибаутка… Отчего ж мне страшно? Почему ж мне жутко? Перед морем житейским Все стою на камне, – Дай-ка брошусь в море… Что пошлет судьба мне, Радость или горе? Может, озадачит… Может, не обидит… Ведь кузнечик скачет, А куда – не видит. Юнкер Шмидт Вянет лист. Проходит лето. Иней серебрится… Юнкер Шмидт из пистолета Хочет застрелиться. Погоди, безумный, снова Зелень оживится! Юнкер Шмидт! честное слово, Лето возвратится! Пастух, молоко и читатель Однажды нес пастух куда-то молоко, Но так ужасно далеко, Что уж назад не возвращался. Читатель! он тебе не попадался?